уже не очень нравится сравнение с существом, живущим в грязи, – и предлагает выпить.
Я вынуждена согласиться, потому что наш ящик с пивом уже на исходе, а алкоголь почти выветрился. К тому же, думаю, мы уже выяснили, что я совершенно бесстыдна во многих аспектах.
По пути к холодильнику он делает несколько довольно проницательных наблюдений, таких как: «Вау, здесь так много народу», «Бакстер облажался в пиво-понге» и «Если Кенан Митчелл позеленеет, то станет похож на Шрэка». Я добродушно соглашаюсь с ним, потому что сгораю от жажды. [Ты не о том подумала. Прекрати хихикать.]
И, конечно же, моя дыхательная система именно в этот момент решает, что пора избавиться от чертовой тонны мокроты, и я целую вечность кашляю как безумная.
– Да, здесь правда душно. Давай выйдем на свежий воздух, – говорит Вон.
Никто из стоящих поблизости подростков не курит сигарет или что-либо еще, что кажется совершенно нереальным, но я все же следую за ним. Во-первых, он несет мое пиво, а во-вторых, благодаря ароматам, наполняющим комнату из-за толпы народа, фраза «свежий воздух» звучит не так ужасно.
Мы садимся на одну из тех фантастических скамеек-качелей, которые бывают только у богатых людей. В саду кромешная темнота, а значит, мне не нужно смотреть на его кудрявые волосы, и, возможно, поэтому я даже забываю, что говорю с Закари Воном (не называйте его Заком, его это почему-то расстраивает). Я так и жду, что между нами повиснет неловкая тишина, но он просто передает мне пиво и спрашивает про бабушку. Это один из признаков того, что я провалилась сквозь червоточину и очутилась в альтернативной вселенной – и поэтому могу безнаказанно творить все, что захочется. Или что-то в этом роде.
– Как проходит кампания твоего отца? – спрашиваю я, как только заканчиваю рассказывать о том, что, когда умрет Дамблдор, мы заведем еще одну таксу, назовем ее Волан-де-Мортом и станем рассказывать всем нашим гостям, что Темный Лорд восстал и убил всех наших животных, включая золотых рыбок Полумну и Невилла и хомяка Гермиону (никого из них у нас никогда не было, но история станет более захватывающей, если Волан-де-Морт совершит массовое убийство в первом акте).
Нам с Бэтти кажется, что именно этого хотелось бы нашей собаке. Вона эта идея ни капли не смутила, что меня восхищает.
Но при упоминании отца он сразу напрягается.
[И снова не о том мысли. Да что с тобой?]
– Нам обязательно об этом говорить? – рявкает он, сделав глоток из пластикового стаканчика.
Двойные стекла в окнах прекрасно сдерживают шум, поэтому до нас почти не доносятся гул смеха и низкие басы музыки из дома. И это прискорбно, потому что я не знаю, чем разрезать повисшее неловкое молчание.
Я торопливо объясняю, что ни черта не знаю о кампании его отца и задала этот вопрос только из вежливости.
– Ты милая, когда так лепечешь, – говорит он, а меня охватывает ужас и отвращение, ведь, в отличие от популярных рок-групп нулевых, я никогда не стремилась быть милой.
– Расскажи мне что-нибудь о себе, что не имеет никакого отношения
