в темноту комнаты. И мысли мрачные – неподъемной тяжестью на мои плечи. Боюсь! До безумия боюсь потерять их. Боюсь, что кто-то окажется сильнее, умнее меня и сделает им больно. Отберет их у меня. И Ева…Ей ничего не нужно знать. И я должен сохранить свой секрет. Ради нее, ради Кристины, ради малышек.
***
На часах полночь. Приоткрыв дверь нашей спальни, вижу ее. Лежит, отвернувшись. Притворилась спящей. Но я-то вижу, что это – всего лишь представление для меня. Актриса моя. Замечаю, как слегка подрагивает ее рука – гладит живот. Приближаюсь тихонько и забираюсь на кровать. Обиженно сопит, когда я нависаю над ней. Убираю несколько прядей, упавших ей на лицо. Наклонившись, оставляю поцелуй на худеньком загорелом плечике.
– Перестань, – одергивает руку, отстраняется от меня. До чего же упрямая, строптивая! Душу пока не вымотает, не успокоится. Игнорирую ее сопротивление. Покрываю легкими поцелуями основание шеи, аккуратно перевернув на спину, спускаюсь к пышной груди.
– Кай, – слетает тихое недовольно с ее губ, но последующий рваный вздох говорит мне о том, что она на пределе. Сдерживает себя из последних сил.
– Пока ты мне не скажешь правду, – пытается оттолкнуть меня, укорачиваясь от моих губ. – Приподымаюсь на локтях, нависаю над ней. Смотрю в ее глаза.
– Ева, может, хватит с нас негатива? Сколько можно копаться в прошлом? Да, пацан сел, только вопросы должны быть к судебной системе, а не ко мне. А тот факт, что он за что-то мстит мне…да, у него крыша поехала после стольких лет отсидки. Стал еще большим отморозком, чем был, вот и возомнил из себя терминатора.
Ева молчит. Смотрит на меня задумчивым, с толикой недоверия, взглядом. А я перемещаюсь на бок, аккуратно поворачивая ее лицом к себе.
– Что ты с ним собираешься сделать, когда Леша поймает его? – шепчет она, заглядывая в мои глаза.
– То же, что и в прошлый раз. Ничего. Пусть с ним дальше закон разбирается, – целую ее в носик. Ева кивает, и наконец-таки ее взгляд теплеет, а тело расслабляется.
– Девочка, хватит забивать голову. Думай о малышках, о сыне нашем. Я все решу, поверь мне. И то, что произошло с Кристиной, …я разобьюсь в лепешку, но больше не допущу такого, – провожу кончиком пальца вдоль ее скулы. Знаю, что это ее любимые ласки. С ее губ слетает негромкий, но довольный смешок, и она прижимается щекой к моей ладони.
– Я знаю, любимый, – шепчет она, прикрыв веки. А когда ее глаза распахиваются, столько нежности в них, столько теплоты. Простила. Вот и хорошо. Сейчас главное – она и ребенок. Со своей совестью я разберусь потом. Хотя за эти годы она у меня порядком закалилась.
Не имею ни сил, ни желания ждать хотя бы минуту. Приблизившись, накрываю ее губы жадным поцелуем. Не хочу пугать, делать больно, только вот сдерживать себя очень сложно. Знаю, что сейчас близость нам запрещена. На таком сроке опасно. Тем более, у Евы кое-какие осложнения беременности. Врач строго запретил до самых родов. Но мне не нужно этого. Мне хватит сейчас просто поцелуев, прикосновений к ней.
