вулканах, особенностях растительности и животного мира. За Олекмо-Витимскую экспедицию Русское Географическое общество присудило Кропоткину золотую медаль. Небезынтересно отметить, что Кропоткину в период этого путешествия было всего 24 года.
Кропоткин прошел по Витиму не увидев, по сути, ни одной живой души. Лишь на реке Муе, писал Кропоткин, они встретили небольшое поселение якутов, которые года за три перед этим пришли сюда с верховий реки Куянды. Якуты поставили на Муе восемь юрт и имели 10 голов рогатого скота и 5 лошадей. Это были первые и единственные обитатели края. То было в 1866 году, а уже в конце 80-х годов витимский горный исправник Траскин сообщил в одном из своих донесений: «В тайге такой наплыв рабочих, что положительно нет от них отбоя… Сибирцы, нижегородцы, вятичи, пермяки, пензенцы и уфимцы со всей Сибири, даже с Амура, тянутся в Витимскую систему.»
Основной путь был по Лене, но многие спустились по Витиму. Два десятка бревен сплочены гибким ивовым прутом. Плещется за кормой тяжелое весло, направляет плот на стрежень. У ног серая котомка, впереди неизвестная даль.
Река по началу спокойная, с песчаными косами и отмелями, уходящими в темную глубину. Изгибается, меандрирует, бросается от одного берега к другому. Широкие возвышенности по берегам чередуются с еще более широкими понижениями. Безжизненная земля. Леса низкорослы и разрежены. То тут, то там обнажаются желто-бурые пятна ни чем не прикрытых грунтов. Редкие тропки, еще реже зимовья. Но вот русло Витима спрямляется, берега становятся круче, выше, впереди темнеют горы. Земля как будто бы поднимается, а река, наоборот, устремляется куда-то вниз. Куда девалось ее былое спокойствие. Втягиваясь в глубокую щель между гор, вода стремительно несется вперед. Бурлит на камнях, мчится на гладкие черные стены. Кормчий грудью навалился на кормовое весло. Сейчас все зависит от его сноровки.
И как раз сейчас, когда нельзя отвести глаз от реки, по берегам появляются прииски – Многообещающа коса, Ивановская коса… Не здесь ли зарыто счастье путников? Нет, глазам прибывающих открывается одна и та же удручающая картина: муравейник людей, одетых в разноцветные рубахи, копошится на песчано-глинистых уступах. Тачки вереницей медленно поднимаются кверху и с грохотом скатываются вниз. Пыль стоит столбом, лезет в глаза, в нос, смешивается с потом, превращается в грязь, покрывающую все тело. Звякают пудовые ломы, густо стоит в воздухе брань.
А если путники заглянут в шахты, им открывается картина еще более мрачная. На глубине 25—40 м от вертикального шахтного колодца отходят горизонтальные штреки. Забои каждый приблизительно на четыре человека. Полуголые фигуры ворочаются в темноте, при свете малюсеньких коптилок. Инструмент тот же – лом, кайло, лопата, тачка. Простейшим воротом поднимают бадью с породой наверх. В промежутке с бранью звучит песня:
– Мы, по собственной охоте,
Были
