с попутчиками повезло.
Юркина голова вдруг вынырнула из-под прилавка. Левон аккуратно положил полотенце на край стола.
– А-а… Вы, уважаемый, командированный, значит, да?
– Вроде того. Ну, не совсем. И в краткосрочный отпуск, и в командировку – считайте, все разом.
– Ну тогда, – Левон повернулся, чуть потянувшись, достал с полки бутылку, – это имэнно то, что нам нужно.
С лукавым прищуром победитель конкурса работников общепита сообщил:
– Это, дорогой, лучший в подлунном мире коньяк… Ар-мян-ский! Ну… чуть-чуть?..
– Дорогой?
– Ара, нет, уважаемый. Это вы – дорогой, а коньяк этот – он просто лу-чший!
Левон собрал пальцы в щепоть и послал воздушный поцелуй полке, на которой, играя янтарными отсветами в солнечных лучах, красовались еще три бутылки.
– Э, Толя-джан, от меня, да! Несколько капель. На пробу… Да?
Толя вежливо, но решительно отказался. Пошутил, сказав, что его работа подразумевает «ясный ум и твердую руку». Тем более что ему только до Ярославля, хотя поезд, кажется, далее проследует «аж до самого Омска»… Анатолий поинтересовался, едут ли Левон и Юрий до конечной станции или их смена тоже только до Ярославля?
Сахаров, казалось, окончательно разговорил обоих собеседников, и они сами начали расспрашивать Анатолия о его работе, о поездке. Юра утверждал, что Ярославль, конечно, замечательный город, но Омск – жемчужина Сибири. А был ли когда Толя в Омске? Потом разговор опять вернулся к коньяку. И Толя отказался теперь от «рюмочки за встречу». Левон понимающе с важным видом сообщил, что и он любит коньяк, но «истинной, платонической любовью, как произведение искусства». Не то, что его пьющий дядька, которого по странному стечению обстоятельств тоже зовут Платон. Но главное, что Левон не употребляет еще и потому, что с юности увлекается мотоциклами. Как и Анатолий, он тоже любит технику, неплохо в ней разбирается. «Может на спор с Толей-джаном с закрытыми глазами собрать и разобрать движок любого немецкого мотоцикла»
Ребята оказались общительные и веселые. Поговорив о технике, они задавали Анатолию еще много других вопросов, которые Сахаров никак не ожидал услышать от обычных официантов вагона-ресторана. Толя успел рассказать им и о долгожданном путешествии в Москву, и о командировке в Ярославль. Так прошло более получаса, и Анатолий, заказав бутылку Дюшеса, попросил принести ее в третье купе одиннадцатого вагона часа через два. Возвращаясь к себе, он неожиданно понял, почему захотел угостить Шуру лимонадом.
Осенью 1957-го
Протарахтел, гремя пустыми молочными бидонами, «студебеккер», прошла почтальонша. Соседская корова Горка почему-то остановилась у забора. Горка положила голову поверх забора, засунув влажную морду в промежуток между обломанных досок, и продолжила жевать. Часть старого забора закачалась в такт.
– Ну, пошла, дуреха! Сейчас повалишь все! Пошла! – Анатолий махнул рукой.
Воскресное
