напротив окна, и комната – с видом на Район… Там есть всё! И матрас…, если ты захочешь. – он закончил почти про себя. Но продолжил идти, пытаясь согреть её холодную руку.
Она же только спокойно, со знакомым тоном деловитости и безразличия добавила:
– У тебя есть час. Делай со мной что хочешь.
Час длился целую вечность, а разговор у них не задался. Нет, она не спала, пить что-либо отказалась, дико замёрзла в той квартире с голыми бетонными стенами, но взгляд не отрывала от ночного Района, тысячи глазков отдалённых истуканов-небоскрёбов, что моргали ей, пытаясь развеселить. Пока она шла, успела прозреть и осознать свою ошибку. Она нарушила свой собственный устав, что нельзя незнакомцам доверять, особенно тем, кто ведёт тебя трахать или просто поболтать…, не важно, для чего, главное – это то, что ты идёшь с тем, кого совершенно не знаешь, посреди ночи, бросив собственного ребёнка, который, вроде бы, дороже всего. И, тем не менее – ты на улице, на холоде, а он тебя ведёт за угол в сторону незавершённой стройки, где обычно, из новостей и узнают, сколько нашли трупов, изнасилованных девчат.
Ей снова стало страшно, и вспомнила недавние мысли про маньяка-тихушника, которым вполне себе мог быть. И поняла, что девушки, кто промышляет на улице, должны иметь себе за правило не связываться с незнакомцами, не договариваться напрямую, а иметь свою «крышу», но если и соглашаться на подобные встречи, на часок-другой, то только на своей территории. И лучше всего – где-нибудь напротив полицейского участка. Так, она пересмотрела своё отношение к тем, кто раздаёт любовь на улице – за деньги, или бесплатно, но важно, что они должны иметь собственный алгоритм, основанный на реалиях улицы, и теперь бы постыдилась заявить в лицо, что это – бездарная работа. Это, прежде всего, опасно.
Поняв, что отступать нельзя, убегать посреди пустынного, сырого и тёмного «Квадрата» уже бесполезно – прошла до конца, до его воображаемой «квартирки». Сидя внутри, руки прятала в рукавах, шапку спустила на глаза, а нос так и норовила засунуть под кофту, не переставая себя обнюхивать, не пропахла ли ароматом его духов? «Не дай Бог Элис заметит». Но подумала: «Зачем же маньякам такие дорогие духи…, и, отвратительные»?
Но кофе не пила, и даже не потому, что оно уже остыло – осознав свою ошибку, думала, что мог подсыпать ей туда снотворного. После чего она никогда бы не проснулась…, а если бы и проснулась, то уже в роли зомби, с разорванной писей или с чем там ещё ему захочется по забавляться… Представляя, как разрывает чёрный мешок, набрасываясь на врачей, детективов, криминалистов-фотографов, думала, будет ли она помнить о своей дочери, которую бросила посреди ночи, вернётся ли к тому дому под утро, под окна, где чаще всего Элис сидела в ожидании её, или забудет навсегда, когда сердце перестанет биться?
«Может быть и хорошо, что меня прикончат полицейские роботы. На такую мать она бы точно не захотела смотреть».
Час прошёл, и она не только осталась жива, а тот ещё и наглости
