оно оказалось способно.
Правильно его повесили на дверь – ребята опытные, понимают, что к чему. Внизу Малой расстелил большой кусок целлофана, края загнул коробочкой, зажигалкой проплавил и приклеил – Рома сначала не понял, для чего это. Такими штуками в Белогорске не баловались, если кого и допрашивали с пристрастием, то по-простому, по-домашнему: били повсеместно, пока не сознавался, на худой конец, маленько рвали не те зубы вместе с деснами дантистскими приспособлениями (покойный мытарь Штырь горазд был на такого рода дела) или тривиально пихали паяльник в задницу. Бывало так, что допрашиваемые от сильной боли писались и опорожняли кишечник – так для этого штаны есть, целлофан-то зачем?
Целлофан Малой не зря положил – в этом Рома убедился спустя несколько часов. За это время его сильное сытое тело, невыносимо страдая от дикой боли, отдало как минимум с десяток литров жидкости: кровью, едким потом, вязкой слюной, мочой и экскрементами. Умненький мытарь Малой – видать, не один десяток людишек на двери заморил, исчадие ада – каждые полчаса подносил к губам жертвы полную кружку с водой, приговаривая:
– Пей, касатик, пей, – тебе еще долго висеть…
Попоит, брызнет остатками воды в лицо, и опять тупыми клещами за оголенную мышцу – цап! Дико кричал Рома, заходясь от боли и бессильной ярости, переполнявшей душу. Ссученных всегда люто презирал, но в этот раз горячо молил своего воровского бога, чтобы кто-нибудь услышал снаружи его вопли, вызвал ментов и те прекратили бы это целенаправленное надругательство над плотью. Напрасные надежды: трехкомнатный люкс как раз и оборудовали для «новорусских» любителей оторваться на полную катушку. На полу – ковры с высоким ворсом, потолок и стены отделаны стилизованным под дерево звукоизолирующим материалом, двойная дверь с тамбуром, окна опять же с такой шумовой изоляцией, что закрой его – и грохот танка на улице не услышишь. Бывало, в таких номерах всю ночь напролет гудела разухабистая компания, песняка давили хором, отплясывали голяком на столе, девки визжали, как резаные, – а соседи по коридору спокойно спали, и не подозревая, что рядом кто-то этак бурно развлекается. Так что, кричи не кричи – один черт, никто и не почешется…
Турды и трое его подручных на зловоние, издаваемое Ромой, внимания не обращали – люди бывалые, привыкшие ко всему. Сидели в одной комнате, «работали», выбивая из жертвы правду, тут же ели, отдыхали, смотрели телевизор и забивали «косяка». Вот только что баб не таскали в номер: бабы – лишние свидетели.
Но всему есть предел. Терзаемая плоть перестала должным образом реагировать на механическое воздействие – привыкла плоть, притерпелась. Наступил такой момент, когда психика жертвы достигла порога полной истощенности, жертва больше на боль внимания не обращала, а впала в меланхоличную галлюцинаторную истерику: висела себе потихоньку, с головой утонув в океане страданий, несла полную околесицу и никак не реагировала на окружающий мир. Момент этот как раз и пришелся на утро вторых
