что сгоревший в пламени Олмерова вторжения мир изменился необратимо – исчезли Гавани, пал Кэрдан Корабел, – но не воевать за то, чтобы вернуть к жизни хотя бы призрак кажущегося сейчас таким прекрасным прошлого, он не мог.
…На поздний ужин к Эодрейду они явились вовремя, при полном параде, при мечах и топорах, в лучших одеждах – только без доспехов. Мифриловые кольчуги и всё прочее Малыш самолично запер пятью замками, не доверяя никому. А открыть замки, сработанные Маленьким Гномом, можно было, лишь разнеся в щепки саму дверь.
Маршалы Марки собрались в празднично разубранном покое, и сами тоже облачились в лучшее. Золотое и серебряное шитьё вилось по зелёному сукну плащей; у поясов красовались парадные ножны, изукрашенные самоцветами и филигранью, – такие в сражение не берут. Хоббит и гномы поспели не первыми и не последними, а как и хотели, в серединке.
Хама, самый молодой из Маршалов Марки, кивнул им, широко улыбаясь и вскидывая руку для приветствия. Те, кто постарше, ограничились суховатыми формальными словами. Хоббит мысленно закатил глаза – старые предрассудки умирали тяжело и неохотно, несмотря на все битвы, где они с Торином и Малышом сражались бок о бок с этими же самыми Маршалами.
Мажордом вышел на середину покоя, молча и низко поклонился, стукнул резным посохом в пол – знак благородным гостям садиться. Порядок был уже затвержён.
Во главе длинного стола, крытого белой льняной скатертью (короли Рохана позаимствовали этот обычай в утончённом Гондоре), стояло королевское кресло, настоящий трон, с искусно вырезанным гербом на высокой спинке: белый конь, распластавшийся в стремительной скачке, на смарагдовом поле.
Сам же стол, увы, подкачал – к немалому огорчению Малыша, на нём сиротливо ютились лишь несколько блюд с лёгкой закуской. Пива не было совсем, вместо него стояли тёмные бутылки старого гондорского, явно ещё довоенной закладки. Довоенной – значит, до вторжения Олмера, которое и считалось настоящей войной, в отличие от бесчисленных походов и сражений, что последовали за гибелью Короля-без-Королевства. Время оказалось разрезанным надвое – до войны и после. Нечего и говорить, что теперь времена «до войны» почитались истинным Золотым Веком.
Маршалы рассаживались – без спешки, соблюдая достоинство. Их оставалось теперь только шестеро.
Шестеро, подумал Фолко, глядя на пустующие вычурные кресла, похожие на королевские, только поуже и пониже, и тоже с гербами – кресла нобилей, павших в великой войне, предводителей роханских эоредов, конных отрядов. Из всех, кому случалось пировать в высоких залах Эдораса до битвы на Андуине и до Исенской Дуги, остался только один – старый Эркенбранд Вестфольдинг, прямой потомок того самого Эркенбранда, что сражался с ратями Сарумана в дни Войны за Кольцо.
Место напротив седого воителя пустовало, а дальше дóлжно было сидеть Брего, Третьему Маршалу Марки и командиру всех конных сотен. По давней традиции, титул Первого Маршала носил сам король;
