style="font-size:15px;"> Подумав так, я снова впал в меланхолию.
Просто сменилось поколение. Вот и все.
Стиснув руль, я попробовал вспомнить какие-то примеры полной лажи в той музыке, что звучала, когда подростком был я… Нэнси Синатра – вот уж было дерьмо!.. «Monkees» – ничуть не лучше. Да у того же Элвиса можно найти целую кучу совершенно бездарных вещей… Еще было такое чудо света по имени Трини Лопес. От большинства завывалок Пэта Буна во рту возникал привкус мыла. Фабиан, Бобби Райделл, Аннетт… Ну и в самом конце списка, конечно же, «Herman’s Hermits». Вот уж где полная катастрофа…
Название за названием, в голове мельтешили лажовые английские банды. С волосами до задницы, в кретинских костюмах. Сколько я еще вспомню? «Honeycombs», «Dave Clark Five», «Gerry and the Pacemakers», «Freddy and the Dreamers»… «Jefferson Airplane» с голосами окоченевших трупов. Том Джонс – от одного имени по телу судороги. И с ним его тошнотворный двойник Энгельберт Хампердинк. И вот еще сочетаньице – Херб Альперт и его «Tijuana Brass»: каждый мотивчик – как проигрыш для рекламы зубной пасты. Лицемеры Саймон с Гарфанклом. Неврастеники «Jackson Five»…
Все, все то же самое.
Ничто не меняется. Всегда, всегда, всегда – порядок вещей на свете один и тот же. Ну разве что номер у года другой, да новые лица взамен ушедших. Бестолковая музыка разового употребления существовала во все времена – и в будущем вряд ли исчезнет. Все эти «изменения» постоянны, как фазы старушки-Луны.
Очень долго я гнал машину, рассеянно думая про все это. По радио вдруг выдали «Rolling Stones» – «Brown Sugar». Я невольно улыбнулся. Это была добрая песня. Как раз то, что надо, пронеслось в голове. «Brown Sugar» была суперхитом, кажется, в 71-м… Я попробовал вспомнить точнее год, но не смог. Да и черт с ним, какая разница. 71-й или 72-й – сегодня это уже не имеет никакого значения. Какой, вообще, смысл задумываться об этом всерьез?
Забравшись поглубже в горы, я съехал с трассы, отыскал подходящую рощицу и похоронил там кошку Выкопал на опушке яму в метр глубиной, положил на дно Селедку в бумажном пакете – и засыпал землей. Прости, сказал я ей напоследок, но на большее нам с тобой рассчитывать не приходится. Все время, пока я рыл яму, неподалеку пела какая-то птица. Высоко и протяжно, точно играла на флейте.
Заровняв могилку, я спрятал лопату в багажник и вырулил обратно на шоссе. Затем опять включил радио – и погнал машину к Токио.
Ни о чем не думалось. Я просто слушал музыку – и все.
Сперва играли Род Стюарт и «J. Geils Band». Потом ведущий объявил «кое-что из олдиз». Оказалось – Рэй Чарльз, «Вот to Lose». Очень грустная песня. «Я рожден для потерь, – пел старина Чарльз, – и теперь я теряю тебя»… Мне вдруг и правда стало смертельно грустно. Прямо чуть слезы не выступили. Иногда так со мной бывает. Какая-то случайность ни с того ни с сего задевает самую тонкую струнку души… Я выключил радио, остановился у ближайшей заправки, зашел в ресторанчик и заказал овощных сэндвичей с кофе. Потом в туалете долго отмывал перепачканные землей руки. Из трех сэндвичей я съел лишь один, зато выпил две чашки кофе.
