они там не испортят. – произнесла Кац, жуя что-то похожее на подметку. – У них семенные канатики в прямую кишку выведены. А у особенно продвинутых в левом яйце вместо половых желез дополнительный гипоталамус стоит. Про некоторые особенности солариток, я сейчас и говорить не стану – чтобы товарищ не слишком расстроился.
Последняя фраза выглядела совсем клеветнической, но Данилов решил не обращать на нее никакого внимания.
– Ну, бабы, такое впечатление, что вы ко мне и в задницу заглядывали и яичко щупали.
– А что, я могу проверить, яички там или уже яичница, – игриво произнесла Блюм и протянула свою крепкую мозолистую ручищу к одному известному месту ниже пояса.
Мошонка Данилова инстинктивно поджалась и он торопливо заговорил.
– Да нет же, я не говорю, что виноваты лишь нанохаккеры и прочие отщепенцы. Наука тоже попадается в ловушки, которые повсюду пораставила природа-мать-перемать. Но если бы не ученые и не новые общественно-информационные отношения, человечество сейчас сидело бы по горло в кровавом болоте войн и угнетения.
– Мы тут такое дерьмо чистим, что почище вашего болота будет, а они там гольдманнские премии получают, – не унималась Блюм.
– Ничего они не получают, за грубые ошибки первый гипер заставит их отвечать. Случались даже приговоры к высшей мере. – возразил Данилов.
Тут Кац просто просквозила его негативным взглядом. Она не так проста – видимо знает про дело Миронова, Шац и Киссельмана. Люди эти полезли не туда куда надо и хотели слепить из абстрактной теории бомбу для всего общества, люди получили по заслугам.
А еще Данилов помнил, что работяги очень неподатливый материал. Ведь на них почти не действуют те меры, которые полагаются при всяких несущественных нарушениях, вроде отдельных клеветнических или просто глупых высказываний.
– У вас отвечают только те, кто уже отправился лизать задницу великому Гольдманну. – умудренно произнесла Блюм.
Данилов знал это оборот – он означал, что человек умер полностью и окончательно. «ЭТИ ШМАРЫ ПОКУСИЛИСЬ НА СВЯТОЕ», – строго произнесла совесть. Постараясь сохранять спокойствие и контролировать нервные цепи, Данилов произнес максимально твердо:
– У нас никто не умирает. Слышите вы, Блюм. Смерти нет – вместо нее праздник нового рождения. Капсула Фрая – это залог воскрешения и вечной жизни. Наш общественно-информационный строй дает человеку все, о чем он мечтал тысячелетиями: разумное благополучие, беспрепятственное развитие и, в конце концов, бессмертие.
Почуяв нешуточную угрозу, Блюм несколько стушевалась.
– А то как же, зачем подыхать, кончаться, откидывать хвост, играть в ящик? Конечно, вместо смерти конкретно праздник нового рождения. Как соберешься помирать от какого-нибудь гепатита Икс, привозят тебя на каталке в отходную комнатку, рядом с моргом и разделочным цехом, и оттуда мясники-потрошители выбегают,
