в руках, я заволновался-вдруг он опять тащит шмат сала. Оказалось, нет, не сало. Редкий спиртной напиток.
– Называется «Папарц кветка». Я добавляю иногда в чай несколько капель. Сегодня набегался, утро сырое, надо погреться. Не желаете присоединиться?
– «Папарц кветка»?
– В точном переводе, но одновременно убивающем некий тонкий языковой аромат, – «Цветок папоротника».
– Языковой аромат?
– Да. В нем, на мой взгляд, вся соль и весь мед. Хотите еще один пример точного, но неточного перевода?
– Хочу пример. – Я говорил обессиленно, потому что действительно был обессилен недавним сеансом. Воистину, то, что очищает, то в каком-то смысле опустошает.
– Вот пример: госбезопасность! Согласитесь, как это звучно и угрожающе звучит по-русски. А перейдем на белорусскую мову: дзяржавна бяспека. Ничего страшного, даже погладить можно.
Я продолжал еще немного плавать в облаках.
– Да, да, я понимаю, белорусский язык. Нет малых языков, все языки имеют право…
– Смотрите, вы и хотите, но не можете удержаться от иронии. Слова вроде бы правильные, но они отбрасывают едва заметную тень.
Мне пришлось сделать движение руками, показывающее, что ни в какой тени я не виноват и даже осуждаю ее за то, что она отбросилась.
– Чтобы закрыть тему, я процитирую одного довольно умного русского. Вы его не знаете, но это не имеет значения. Он как-то сказал: Бог понимает по-белорусски. С меня довольно.
Я кивнул, показывая, что и с меня тоже.
– Только один вопрос.
– Весь внимание.
– Вы почти все время говорите очень правильно, а потом вдруг ни с того ни с сего – акцент.
– Это все к той же теме. Я учился в Москве, и продолжаю учиться в Москве, и, так сказать, московский язык знаю хорошо. Но бывают моменты в жизни, когда хочется выразиться посильнее, но без мата. Тогда я зову на помощь мову. Это бывает не часто, но бывает.
Я начал наливать ему чай в знак того, что объяснения приняты. Все-таки приятно, когда национализм носит такой умеренный характер.
Приняв чашку с чаем, Леонид плеснул туда из своей бутылки и пододвинул бутылку мне. Я угостился несколькими каплями, исключительно из вежливости. Грубое алкогольное опьянение меня всегда отвращало. Сторожа, кажется, нет. Он с удовольствием отхлебнул из чашки и, приободренный, пошел в наступление:
– Хотел для начала перед вами извиниться.
Я удивленно поднял брови. Но это не в ответ на заявление, а в ответ на запах напитка в моей чашке.
– Так получилось, что я краем уха слышал окончание вашего разговора со следователем.
Я никак не отреагировал, и он продолжил:
– Тема, поднятая вами, меня очень заинтересовала, чрезвычайно заинтересовала. И я хотел бы спросить – Модест Анатольевич в самом деле написал
