почве – его питает. Это Мюскадэ – а есть и просто, без дополнений к названию – считается самым-самым. Вот к одному из таких виноделов, Пьеру Совьону, мы и заглянули на ужин с дегустацией (сколько выпили – страшно вспоминать, Пьер настаивал, чтоб мы попробовали все его творения). Шато Клерэ-Совьон – и винодельческая марка, и замок в прямом смысле слова, где обитает молодой Пьер Совьон, сменивший на винном посту отца, но именно Пьер сделал марку знаменитой – только ленивый не написал о ней во французской прессе. Виноделие у Пьера в крови – с раннего детства помогал отцу, а теперь создает новые сорта. Его гордость – линия с названием «Высокая культура» (Haute culture). Звучит претенциозно, но по-французски культура – еще и «возделывание»: cultiver – это и обрабатывать (землю), и воспитывать, культура – одно из ключевых для французов слов. L’art de vivre, «искусство жить» – свойство национального характера. Ну даже деревья растут тут не веником, а шариком. Сами. Саша, фотограф, обращает мое внимание на другие деревья: «И квадратиком. И пирамидкой. Сами, ага». Так что «высокая культура» только по-русски звучит по-идиотски («предприятие высокой культуры»), по-французски оно возможно.
Мы смотрим виноградники, я вижу зайца, одного, другого, прыгающих среди виноградников. Говорю: «Они же погрызут листья, надо что-то делать». – Что делать? – удивляется Пьер. – Ну отстреливать, наверное, – из родной литературы я знаю, что зайцев отстреливают. – Зачем? – Пьер изумлен. – Это же естество природы: ну съест заяц немножко и пойдет себе в лес, а у меня сорок гектаров сада (он называет это садом: что цветы, что виноград – все сад). Тут как-то были морозы сильные, а если в почве температура минус четырнадцать, лоза умирает. Вот это страшно, приходится начинать всё сначала. Сажать, ждать, пока подрастут – Пьер показывает свои молодые лозы. – Растут потихоньку. А потом мы сидим у старинного камина – дед Пьера купил полуразрушенный замок за гроши, постепенно привели в порядок, все своими силами. И сегодня кажется, что так всегда и было: уютный старинный дом, бескрайние плантации виноградников, дающих всю эту линейку белых вин, от которых мы уже едва стоим на ногах, но все же доруливаем трудные сорок минут до своей гостиницы «Жюль Верн».
Гостиница тесная, но в историческом центре, а называется так потому, что Жюль Верн родился в Нанте и провел здесь детство. У него было три собственных корабля, и капитана самого большого из них звали Трантему, теперь так называется район города, по другую сторону Луары, куда ездят «отрываться» по вечерам и проводить бизнес-ланчи днем. Улочки такие, что машина не проедет (да тут и движение запрещено, добраться быстрее всего на кораблике-челноке), и они – как бы продолжение дома. На внешних стенах висят картины, под ними играют дети, общаются взрослые, едят тоже на улице, когда тепло. Как в какой-нибудь Юго-Восточной Азии. Район Трантему – весь будто один большой дом. В отличие от величественного Нанта (архитектурно напоминающего Париж), тут все по-простецки: домики крашены яркими разноцветными красками, как было
