указанием всесильного «главного коммуниста» Рязанщины. Ведь время уже безвозвратно упущено: многое, если не почти всё, в воссоздаваемом музее представляло собой лишь позднюю реконструкцию, близкую к прототипам стилизацию. Остаётся большим вопросом: что же из представленной экспозиции сам Есенин мог действительно видеть при жизни? Ответ, думаю, неутешительный. Даже природа, которая – казалось бы! – никуда уж не могла деться, и то совсем не вся ощущала взгляд великого поэта.
Елена Самоделова: «У меня сложилось впечатление, что родственники Есенина – в частности, его племянницы – пытались рассказывать о своём дяде, стремясь к предельной объективности. Например, Наталья Наседкина рассказывала о тополе, посаженном возле дома Есенина. Все экскурсоводы до сих пор упрямо уверяют, что когда сгорел дом, то Есенин самолично посадил тополь возле усадьбы: что это дерево, мол, видело Есенина, сохранило тепло его рук, является достопримечательностью Константинова и так далее. Так вот, Наседкина рассказывала, что тополь этот никакого отношения к Есенину не имеет, а был посажен лишь спустя год после смерти поэта. Спрашивается, если мы знаем об этом из уст Натальи Васильевны, кому мы поверим: ей или экскурсоводам? Я склонна доверять Наталье Васильевне. Существует такой момент, как мемориализация любых объектов, связанных с тем или иным выдающимся человеком. Научные сотрудники могут написать, что это типологический экспонат, поскольку “серебристый тополь под окном” фигурирует в творчестве Есенина. Я помню ещё те тополя, которые описывал поэт, но которые находились в других частях Константинова. Лет десять назад они ещё существовали. Но я склонна доверять Наталье Васильевне, потому что есть такой указанный факт, а есть – всего лишь красивая легенда».
Темы спонтанной мемориализации, а также осознанной мифологизации, будут рассмотрены в этом издании в соответствующей главе. Обещаю, что на прижизненных мифах, посмертных домыслах и современных «фейках» мы ещё подробно остановимся. Ну а пока – от естественного природного окружения – к материальным музейным артефактам.
Николай Кошелев: «Сестра Есенина, Екатерина Александровна, рассказывала мне: “Напротив нашего дома выделялась когда-то своей красотой церковь Казанской Божьей Матери. По праздникам здесь собиралось не только всё наше село, но на звон колоколов подтягивались жители других деревень. Ещё до войны колокольню снесли, а после войны под сводами основного здания появился склад горюче-смазочных материалов”. Трудно забыть, что полуразрушенное здание церкви производило удручающее впечатление. А ещё помню, что уже после открытия самого музея Есенина безобразный вид имела и расположенная напротив огромная усадьба Кашиной: последней помещицы села Константиново. По названию есенинской поэмы именуемый селянами “дом Анны Снегиной”. А ведь на этой территории юный поэт проводил много времени! В барском доме оставались нетронутыми только стены и крыша, а всё, что находилось внутри, – комнаты
