поздоровался и спросил:
– Можно подождать здесь? Вездеход должен подойти!
– Кочемасовский?
То, что экспедиционный вездеход называют "кочемасовским", не удивило. Кочемасов родился в Средне-Колымске. В паспорте его значилось "русский". Однако скуластое лицо и по азиатски черные глаза свидетельствовали, что в его жилах течет и якутская кровь, причем немалая. Поэтому у Кочемасова по всей округе, и, конечно же, в Средне-Колымске, водились друзья и родственники, как среди русских, так и среди якутов. У одного из них и зимовал вездеход. И Нюкжин подтвердил:
– Кочемасовский!
– Ну, конечно, подождите… – миролюбиво согласился хозяин. – Вон там стул есть.
Нюкжин присел на предложенный ему стул, но через минуту встал, снял куртку. Жарко! Краем уха он прислушивался к беседе за столом.
– И что же ты имеешь? – допытывался гость.
– Ставка. Северные сто процентов. Столько же за стаж. Ну, и подворовываю маленько.
Он говорил ничуть не смущаясь Нюкжина.
– И что же, не замечают?
– А если и замечают? Я ж по малости. Когда бутылку, когда банку. Они ж и так мне полагаются…
"Полагаются" означало, что портовое начальство само периодически "подбрасывало" сторожам и грузчикам то одно, то другое, чтобы удержать их на месте. На Колыме и "бич" считался работником.
– Как думаете, – спросил Нюкжин, – Колыма скоро вскроется?
– Однако, не завтра, так послезавтра, – сказал хозяин. – У нас весна какая? Зима, а за ней сразу лето.
– Но снега еще достаточно. С вертолета хорошо видно.
– Снега много, – подтвердил хозяин. – Но сбывает. Еще день-два и не выедете отсюда.
– Что так? – обеспокоился Нюкжин.
– Вода по логам пойдет. Объезжать придется. Вы куда путь-то держите?
– В сторону Седедемы, на Дьяску.
– Туда дороги нет.
– Мы напрямую.
– Ну-ну!
– Сейчас-то они еще пройдут, – вступился гость. – Земля мерзлая.
– Сейчас, пожалуй! – согласился хозяин. – Если не мешкать.
– Мы с работой. Бурить будем.
– О-о! – протянул хозяин, словно Нюкжин собирался пешком на Северный полюс.
Разговор расстроил Нюкжина. Что говорить! Они опоздали с выездом! А тут еще ни вездехода, ни Донилина. Посмотрел на часы. Незаметно, незаметно, а уже полтора часа. Лучше бы самому… Но тут же вспомнил о бутылке на столе. Нет, и оставлять Донилина тоже нельзя. Ну, будь, что будет! Одно слово – экспромт!
– Жарко у Вас тут, однако, – сказал он. – Пойду, прогуляюсь.
После прокуренной дежурки, на улице показалось невероятно как хорошо. И …что это? По дороге, что вела логом, грохоча
