Идите к черту!
Женщина вытерла слезы, улыбнулась и, гордо подняв голову, пошла дальше.
А снег, словно маленькие облачка, падал пушистыми хлопьями.
Кшиста. Холод русской души
В 1951 году мне было девятнадцать лет.
Я работал журналистом в небольшой столичной газете «Советский голос». Писал заметки о героях Великой отечественной войны. Встречался с ветеранами, которые на тот момент были еще молодыми и полными сил. Фотографировал их для пятой полосы на выданный мне фотоаппарат марки ФЭД.
Сам я войны не видел. Мне было девять, когда она началась и тринадцать, когда она закончилась. Но я видел голод и разруху деревни, в которой я родился и вырос. Я видел ужасы изнанки войны.
– Завтра отправляешься в село Кшиста, – сказал мне в один из летних дней пятьдесят первого, главный редактор «Советского голоса» – Михаил Петрович Степанчиков.
– Зачем? И где это? – устало спросил я, пару дней назад вернувшийся из командировки в Корело-Финскую Советскую Социалистическую Республику.
– Ходят слухи, что в Кшисте творятся страшные, надуманные дела, – сказал Степанчиков и поправил свои темные очки. За которыми он прятал отсутствие левого глаза от ранения на фронте. – Злые антисоветские языки треплются, что в Кшисте, на территории Краснознаменного Дома инвалидов войны и труда, герои войны живут в ужасных условиях. И это в наше то время, Сереж! Ты можешь в это поверить?
– Конечно, нет, Михаил Петрович, – устало сказал я это было то, что ожидал от меня услышать мой начальник и снова спросил: – Так, где эта Кшиста находится?
– Возьмешь сопроводительные документы у Скворцовой и все узнаешь, – строго сказал Степанчиков.
Вообще, мой начальник был добрейшей души человек и герой войны, но он считал, что в молодом коллективе нашей газеты без строгости – никуда. Старое воспитание, которое он получил, наш начальник прививал и нам.
До Кшисты я целые сутки ехал на поезде. Под стук колес, сочинял каркас статьи о том, как хорошо советская власть заботится о своих ветеранах. Потом полдня я трясся в почти новой грузовой машине ГАЗ-51, за рулем которой сидел добродушный, но болтливый шофер с обожженным лицом – Степан Бочкин.
– А вы журналист прям из самой Москвы? – с интересом и странным акцентом спросил меня водитель.
– Да, – деловито ответил я. Мне понравилось, что в мои девятнадцать ко мне обращаются на «Вы». – Из самой, что ни на есть, столицы, так сказать, нашей необъятной Советской страны.
– Небось, самого товарища Сталина своими глазами видели? – не унимался Бочкин.
– Видел, – ответил я. – Только издалека. Но я его хорошо разглядел.
– А какой он? Ну, Иосиф Виссарионович?
– Он, ну… Как бы это сказать, – старался я подобрать слова и выдал: – Он Всеобъемлющий!
– Ого! – удивился Степан Бочкин
