похоти! Мне кажется, что я вижу мой идеал, мою будущую императрицу.
Люська вцепилась Егору в локоть ногтями. Было больно.
– Не бойся, – сказал Егор.
– Я присоединяюсь к твоим словам, – сказал император. – Не бойся. Ничего, кроме счастья, тебя не ждет.
Наконец Егор разглядел императора.
В старинном черном кожаном кресле, какому положено стоять в кабинете академика, с трудом умещался очень толстый человек. Он был лыс, ни волоска, ни пушинки на голове, нос пуговкой, щеки мягко лежали на складках шеи, складки шеи лежали на груди и на плечах, а обнаженные руки, словно ручки младенца, были перетянуты ниточками. Ногти, очень маленькие по сравнению с сардельками пальцев, были покрашены в красный цвет. На человеке был надет бронежилет, похожий на детский передничек, который не сходился на боках, и шорты. Ноги, напоминающие ножки рояля, оставались босыми.
Рядом стоял Дантес, он держал фуражку на согнутой в локте руке и молча кивал на каждое слово толстяка.
– Я люблю искусство, – сказал толстяк. – Но еще больше я люблю молодых людей. От них я получаю мою энергию. Ах нет, не бойся, я ничего плохого детям не делаю, порукой тому честное слово моих соратников.
– Честное слово! – сказал старик в черном.
– Честное слово, – повторил Дантес.
– Вы садитесь, садитесь на ковры, на них тепло и мягко. И не удивляйтесь моему телосложению, оно – плод трезвого расчета. Когда, много лет назад, я попал в этот мир... тогда не было еще ни этого здания, ни других колоссальных строений Москвы.
Подчиняясь движению руки толстяка, Егор и Люська уселись на ковры. Пришлось подложить под себя ноги, но сидеть было все равно неудобно.
– Я провел здесь много лет, я видел, как приходят и уходят люди, я взвалил на себя бремя власти в этом мире для того, чтобы люди познали порядок, а не были племенем убийц и разбойников, всегда существующим на грани гибели. Я добился порядка. Правда и порядок – вот мой девиз.
– Правда и порядок! – завопил Дантес.
Из-за двери донеслись отдаленные разрозненные голоса.
– Правда и порядок! Поря... о...
– Будучи человеком необыкновенной силы воли, – продолжал толстяк, – я решил заставить себя питаться. И знаете почему?
– Нет, – сказал Егор, потому что сообразил, что от него ждали этого ответа.
– Разумеется, нет, – согласился толстяк. – Вы здесь новички. Я же, будучи человеком великого ума и значительной силы воли...
Дверь чуть приоткрылась – в щель смотрели десятки глаз.
– Я понял, что бороться с разрушением и тленом можно, лишь заставляя свой организм трудиться, не поддаваться тлену. И я стал заставлять себя есть не меньше, чем в предыдущей жизни, заставлять себя спать, любить женщин, фехтовать, бороться, поднимать тяжести, черт побери! Вокруг меня бродят жалкие привидения. Я же, господин всего этого мира, здоров, молод
