и командовать кем-нибудь, чтобы убирали, стирали, готовили, шли за покупками.
– Нечему так восхищаться, все не совсем так, как ты представляешь, – мрачно ответила Яна, – или это я не такая, или наши люди еще не привыкли к обслуживающему персоналу, но для меня прислуга была в тягость. Совесть не позволяла смотреть, как убеленная сединами женщина моет пол, вытирает пыль, заметь, в моем доме. Я, как ненормальная, выхватывала у нее тряпку и начинала мыть пол сама, а она, видимо, думала, что я недовольна ее уборкой и поэтому показываю, как следует убираться. Домоправительница хваталась за сердце и пыталась отнять у меня тряпку, я не отдавала, стараясь уговорить ее присесть на диван и отдохнуть, а со стороны это выглядело, словно я наказываю, то есть дерусь с прислугой. Еще более дико выглядела эта старушенция с подносом, полным еды, появляющаяся каждое утро в моей спальне. Я напрасно пыталась убедить ее, что я не завтракаю в постели. Она насильно усаживала меня в кровати, неодобрительно цокая языком и покачивая головой. А уж когда домработница случайно обнаружила меня за мытьем посуды, ее чуть удар не хватил. Ей все-таки под конец удалось приучить меня к мысли, что я обязана использовать их труд, потому что это является их работой и они с мужем получают за это от меня неплохие деньги. Но я едва не довела ее до сумасшествия тем, что за каждую услугу, что она мне оказывала, я кланялась, расшаркивалась, краснела, по сто раз говорила: «Спасибо!» В конце концов это ее тоже сильно утомило, и мы стали друг от друга прятаться.
– Но тебе повезло хотя бы в том, что ты пожила в таком огромном доме! – Ася все-таки была настроена на оптимистический лад.
– Не все и здесь так просто, – отрезвила ее Яна. – Надо родиться в таком доме и в такой обстановке, чтобы чувствовать себя там уютно и хорошо. Я же боялась такого большого помещения и вообще не понимала, зачем мне столько комнат. Люди, приходящие к нам в гости, принимали мою экономку – седую, величественную даму в безупречном черном платье с белоснежным накрахмаленным воротником – за владелицу дома. Откуда им было знать, что хозяйкой дома является глупо улыбающаяся особа, скромно сидящая в уголке дивана.
Яна поставила пустой бокал на стол и вздохнула:
– Хорошо еще, что Ричард был со мной.
– Да, расскажи мне, как у тебя с ним? – загорелись глаза у подруги. – Вы столько пережили с ним, чтобы быть вместе.
– Скажи еще, что столько людей положили.
– Да, трупов было предостаточно! Роковая любовь, – мечтательно протянула Ася.
– Гробовая любовь, – уточнила Яна, – по крайней мере кончилась эта любовь именно так.
– Господи, он что, умер? – всполошилась Ася, округлив и без того круглые глаза.
– Смотрю я на тебя, подруга, и начинаю верить господину Споку, говорившему, что все женщины во время ожидания потомства глупеют. Неужели ты думаешь, что я сидела бы здесь и развлекалась, если бы мужчина всей моей грешной жизни обитал на небесах? Мы жили в Италии вместе в моем доме. Он каждое утро приносил мне
