ыл бы рад, зная, что они могли жить на самом деле…
ПРОЛОГ
Ночь накрыла землю, окутывая тьмой и тайной. Утро наступит чуть позже – и тогда начнется новый день, а за ним следом и другой. И так – на протяжении веков – все повторяется: жизнь и смерть, победа и поражение, любовь и одиночество… Он это знал и видел, и не раз…
ГЛАВА ПЕРВАЯ
«кто же более святой – тот, кто пышно носит сан свой, или же тот, кто скромность наследует?…»
Четырнадцатый век.
Удушающий страх сковал горло Марии, не давая вырваться крику наружу. Она могла лишь молча бросать мольбу о помощи своим прекрасными глазами. Стоявшие люди – а их было около двух десятков, не сделали ни одной попытки, чтобы помочь своей госпоже. Бывшей госпоже…
Священник, бормоча молитву под нос, торопливо разжигал факел. Сгущались сумерки, принося с собой тревогу. Люди, переглядываясь, шептали друг другу, кивая головами в сторону девушки, что была привязана к столбу. Скоро, ее короткая жизнь завершится – вот уже служитель церкви готов поджечь раскинутый возле ее ног хворост – и дать огню святой инквизиции уничтожить источник зла.
Мария, судорожно сглотнув, обратилась к одной из женщин со словами:
– Мод, разве ты забыла доброту моей матери, когда она помогла тебе разродиться твоим первенцем?
Женщина, чье имя было названо, спешно опустила голову, не желая встречаться с пронзительным взглядом серых глаз госпожи. Ах да, своей бывшей госпожи.
– А ты, Берта, – Мария посмотрела на взрослую женщину, – разве ты не помнишь, как мы помогли вам, когда ваш дом был разрушен? Разве все вы, – Мария обвела взглядом собравшихся, – не помните всех тех добрых дел и вашей клятвы верности? Почему вы позволяете это сделать со мной? Вы же знаете – я не виновна! Как и невиновна моя семья!
Молчание. Даже если бы они знали – никто не посмел бы возразить. Спорить с католической церковью, а правильнее было сказать со святой инквизицией – значит, подписать смертный приговор себе и своей семье. Огонь ее жадно уничтожал непокорных, мыслящих по другому людей. Инакомыслие – это ли не страшно? Как бы они ни любили когда – то семью, которой служили, помочь они не решились…
Мария опустила голову. Она поняла их. Никто не хотел бы терять своих близких. И она тоже этого не хотела – но чума унесла их жизни. И она – единственная дочь своих родителей, прибыв из монастыря, где обучалась последние пять лет – нашла дом пустым. Никто не встретил ее, кроме напуганных и выживших слуг. Два дня плача и боли, а затем явились священники. Надменные, одетые пышно. Один из них, что стоял сейчас с факелом в руках, внезапно проникся странным интересом к молодой и красивой сироте. И не стал упускать время. Он предложил Марии любовную связь, но когда та, пораженная и оскорбленная словами, отвергла его, тут же обвинил во всеуслышание, что она – ведьма, что смогла околдовать его, святого человека.
Теперь же Мария – семнадцатилетняя девушка – готовилась к своей смерти. Привязанная грубыми веревками к столбу не менее грубыми, назойливыми руками, на площади их небольшого городка – дабы видели все – она ожидала конца своей незначительной жизни. Ей было страшно. Но внезапная мысль, что эта смерть соединит ее с родителями, осушила ее глаза от слез и избавила горло от рвущегося наружу крика. Теперь, не получив ответа от собравшихся, Мария молча наблюдала. За небом, что из бледно – голубого, стало печально серым. Совсем, как и глаза девушки. Она смотрела на лица людей – они были охвачены скорбью и страхом – и Мария, понимая их, уже простила им молчание и бездействие.
Ветер – ласковый и теплый – словно погладил девушку по бледному лицу. Мария вздохнула, наполняя легкие воздухом – в нем был аромат жимолости и полыни. Как же приятно они пахли. Последние вздохи перед прыжком в Вечность…
– Уйдите, уйдите все! – взревел от чего – то раздраженный святой отец, размахивая руками. Люди, бросая прощальные взгляды на Марию, спешно покинули площадь, боясь разгневать вершителя правосудия.
Стало совсем темно. Глаза мужчины, облаченного в одежду священника, горели лихорадочным светом, когда он стал подкладывать еще больше хвороста.
– Ты отказала Святой церкви, – зло прошипел он, заглядывая в лицо Марии. Та отвернулась, не желая видеть глаза мучителя. – И ты будешь умирать мучительно. Никто не смеет отказывать Церкви.
Мария не стала оспаривать слова священника – к чему доказывать ему, что и так было очевидно? Вместо того, чтобы оправдываться, девушка зашептала молитву, прося Создателя дать ей место в Раю. Ей хотелось верить, что оно найдется для нее там.
Внезапная мысль о ее женихе, Гарольде, наполнила ее сердце сожалением – она так и не успела стать ему женой, познать его любовь… Хоть она и смутно
