Как вспомню ее в петле, так сердце снова прихватывает!
Карлсон кинулась к одному из шкафов, достала какой– то пузырек, налила в чашку немного воды из уже почти остывшего чайника, и затрясла склянкой над чашкой.
По комнате поплыл запах валерьянки. Рассказчице сунули лекарство, та его выпила, пожевала губами, прислушиваясь к чему– то в себе, а потом произнесла:
– Да. Вот, значит, как всё было.
Судя по разочарованию на лицах слушателей, от пожилой гардеробщицы ожидали больше подробностей. Но пытать дальше сердечницу не рискнули и перешли к обсуждению жуткой новости: заахали и заохали.
– А вдруг это Нинка и убила Ларису Петровну? – предположила вдруг среди хора сочувствующих Тутта.
Все ошеломленно затихли и уставились на нее.
– А что? Убила, а после совесть ее замучила – вот она и повесилась, – невозмутимо договорила старушка и поджала губы.
Воцарилось молчание – все переваривали эту версию. Затем Карлсон запротестовала:
– Ну что вы, Мариночка Корнеевна. Да этого просто не может быть! Чтобы Ниночка – и такое!
– А еще не забывайте, – добавила Дракулина, – дверь– то в хранилище была закрыта на ключ изнутри!
– Кстати, а чердак– то заперт был или как? – поинтересовалась Соня, до сей поры продолжавшая хранить молчание.
– Так ведь он у нас не запирается, – ответил ей Кронцов. – Там обычная защелка, которая с двух сторон открывается без всякого ключа. Пожарные порекомендовали не вешать замок на дверь чердака, раз уж наше здание стоит отдельно. И в самом деле: через крышу к нам ни один грабитель не сумеет залезть – от земли до слухового окна метров пятнадцать. Да и все равно на этажах везде сигнализация, даже на каждом шкафу с экспонатами. – Он поставил локти на стол и запустил обе руки в свою еще густую шевелюру. В голубых глазах его плескалось недоумение. – Но скажите на милость – с чего вдруг этой девчонке вздумалось покончить с собой?
– Может, из– за несчастной любви? – робко предположила Карлсон.
– Ой, не смешите меня, – отрезала Тутта. – Какая там любовь! Нинка в нашем коллективе всем мужикам глазки строила, как какая– то… прости господи.
Кронцов поморщился.
– Ну зачем же так о покойной? – упрекнула Дракулина смотрительницу.
– Ну, если о мертвых или хорошо, или никак, то я в этом случае предпочту помолчать, – фыркнула бойкая старушка.
Акулина Семеновна снова наградила ее укоризненным взглядом, а потом, поведя взглядом по лепнине на потолке и понизив голос, заявила:
– А вдруг и тут Хозяин виноват? Нина ведь над ним смеялась. Вот он взял и… ну, не знаю… повлиял на нее как– то… внушил ей, чтобы она на чердак полезла… и… того…
Прислушивающаяся к разговору гардеробщица, которой уже полегчало, нахмурилась.
– Кто знает, –
