за ним ужинали, когда вся семья собиралась вместе (чаще ели на кухне), а по вечерам дети занимались.
Электрического освещения в доме не было, и девочки для своих занятий пользовались маленькой лампой-коптилкой, при ее же свете вела по ночам свои портняжные работы и Катя.
Почти вплотную к дому со стороны огорода был пристроен небольшой саманный же хлев, крытый кукурузной соломой. В нем похрюкивала довольно большая свинья, главное материальное богатство семьи и ее надежда на покрытие будущих расходов по экипировке девочек.
С этой свиньей произошла такая история.
После получения от Бориса первой значительной суммы денег в 1941 году, Катя сразу же решила их материализовать и приобрела хорошую свинку.
В конце 1942 года эта свинья опоросилась, и ко времени прихода немцев около нее бродило несколько штук маленьких розовых поросят. Проходившие в отступлении части Красной армии ненадолго задерживались в Александровке и размещались постоем по домам. Командиры подразделений, жившие несколько дней в квартире Алешкиных, уговорили Катю зарезать свинью, чтобы она не досталась немцам. Часть мяса Катя отдала красноармейцам, а небольшую его часть и сало отнесла к Матрене Васильевне в роддом. Его спрятали в погребе, и во время оккупации эти продукты оказали некоторое подспорье и семье Кати, и старушке акушерке. Поросят решено было не трогать.
Первыми в станицу пришли румыны, они хотя и грабили население, но не с такой беспощадностью, как это делали немцы, и, хотя они стояли в квартире Алешкиных, поросят своей хозяйки они не тронули. Тем более что Катя, вынужденная бросать дом, детей и хозяйство на произвол судьбы, нанявшись на работу в роддом, поросят выпустила во двор, чтобы они сами искали себе пропитание.
Сменившие румын немцы гонялись за визжавшими поросятами по всему двору, ловили их, стреляли. Четверых поймали, а одного, самого юркого и, по-видимому, самого хитрого, так и не отыскали.
Когда фашисты ушли, Катя к своей великой радости нашла в огороде между грядок чуть живого поросенка. Она взяла его в дом, отогрела, накормила, чем могла и, конечно, при переезде в новое жилище увезла его с собой.
Теперь, в 1944 году это был уже большой кабанчик, и Катя надеялась докормить его до нового года с тем, чтобы продать сало и мясо, обеспечить теплой одеждой детей и себя. Ведь до сих пор она сама-то ходила в старом Борисовом кожушке, который от ветхости расползался по всем швам. О том, как были одеты ее дети, даже и говорить нельзя. Таким образом, этот кабанчик был единственной надеждой семьи Алешкиных.
Но произошло несчастье, которое нарушило все Катины планы.
Мы уже писали о том, что она постепенно из общественного распределителя муки превратилась в настоящего торгового работника, освобожденного от всех остальных обязанностей.
Ее стали величать заведующей заводским торговым ларьком. Мы уже говорили, что, кроме хлопотливого добывания и раздачи по карточкам муки, соли, растительного
