Шанхай казался Нине чуть ли не сказочным царством, но потом наступило отрезвление. Ей никто не объяснял местных правил, и их приходилось изучать на собственных ошибках. Кто знал, что в магазинах можно и нужно торговаться? Что нельзя пить воду из-под крана, иначе заболит живот? Что прислуге надо давать на чай за малейшую услугу, даже если ты не просила о ней?
Деньги и уверенность в себе стремительно таяли: время шло, а Нина так и не придумала, на чем можно заработать.
Ее потрясала сложность и развитость шанхайской экономики. На фабрике могли трудиться мигранты из провинции Аньхой, управляли всём японцы, сырье поставляли из Кореи, станки – из Великобритании, сбытом занималась французская фирма, а страхованием – американцы. При этом конечный продукт отправлялся в Бразилию.
При всём желании Нина не могла влиться в этот сверкающий поток богатства, связей и возможностей: во-первых, она была женщиной, во-вторых, у нее не было гражданства и начального капитала, а в-третьих, Нина мало что понимала в коммерции.
– Давайте откроем кинотеатр? – предлагала она Иржи. – Снимем помещение и возьмем в прокат скамьи и проектор.
Но Лабуда каждый раз поднимал её на смех:
– Замучаетесь утрясать дела с цензурными комитетами. В Шанхае их три штуки: международный, французский и китайский, – и каждый требует вырезать из фильма что-то свое. Помните, мы с вами ходили на «Любовников ночи» и вообще не поняли, о чем шла речь? Когда публика недовольна, она ломает скамьи и аппарат. Кто будет платить за испорченное имущество?
– Может, возьмем подряд на ремонт дороги? – не сдавалась Нина. – Вы же видели, как тут чинят мостовые: булыжник выпадает, приходят кули и замазывают дыру глиной. Все это держится до следующего дождя.
Лабуда смотрел на нее как на дурочку.
– Подряд вам никто не даст, это слишком доходное дело. Глина бесплатная, кули стоят меньше доллара в день, а за дорожные работы муниципалитет платит большие деньги. Подрядчик дает отцам города взятки и специально делает работу кое-как, чтобы на дороге как можно скорее появилась новая яма и его опять позвали её заделывать.
Русские стали олицетворением злостных неплательщиков. Если раньше Нина могла набрать в лавке товару и расплатиться через месяц, то теперь, заслышав её акцент, приказчики требовали деньги вперед. В банке клерк даже не захотел разговаривать с ней о кредите. «Лиц без гражданства не обслуживаем», – сказал он и закрыл окошко.
Всё чаще и чаще Нина впадала в тоску: «Это мне наказание за то, что я бросила мужа».
Она попыталась разыскать Клима, но так и не нашла. В русском консульстве он не регистрировался, а в православной церкви на нее сразу накинулись старые знакомые: «Гляньте на эту бесстыжую! Явилась, вся в мехах… Ну и где твой чешский кавалер?»
От Иржи не было никакого толку: он даже не надеялся на успех и прямо говорил Нине, что она проест деньги и превратится в мелкую уголовницу, а сам он сопьется и умрет. Он злился на себя из-за собственной никчемности, а ещё больше на Нину – за то, что она
