Моё воображение отработало изумительный посыл. Конкиста! Теночтитлан! Теокали! Золото инков! И эта дьявольская физиономия! И в очках! Откуда взяться благородным стёклам в золотой оправе на звериной морде? Я представил себе несчастных индейцев, повстречавших этого монстра на узкой тропе в сельве американских Анд. Присмотрелся к глянцу. Подпись отсутствовала. Откуда взяться этой уникальности среди репродукций Мауве? Любопытной гусеницей поползло во мне ощущение чего-то знакомого. И сразу открылось. Отец Аклы, когда ещё помнил, как его зовут, рассказывал, что их семья ведёт род от испанцев, осевших где-то в Кордильерах лет пятьсот назад. Чем не впечатляющая зацепка, толкование забытого сна?
Глава 7. Мания Грёз – Жертва рождённого с изъяном
Разве что забытый сон, как впечатляющая зацепка. Из-за него сделалось жарко. Я поднял глаза к небу. Оранжевое солнце расплавляло сетчатку глаз. Винтом поднимался к облаку завораживающий суховей. Навстречу, вниз, оседал титанический пепел. Вздох ужаса, всеобщий и подавляющий волю, остановил биение сердца. Терзаясь в сомнениях, я опустил глаза. О да, я снова стоял! Этого не могло быть… на невыносимо стройных женских ногах. Сказать честно, мои высохшие нижние конечности мало напоминали мускулистые мужские, но эти две, вне сомнений, были женские. Перевёл взгляд на обнажённую грудь, совсем небольшую грудь не рожавшей девы. Ничего себе, обворожительный глюк!
В голове, кроме осознания иллюзии, ожила внятная подсказка, нашёптывавшая, что я делаю что-то не так. Настолько мимо, что, если не исправить положение сейчас же, жизнь подвергнется нещадной опасности. Пришлось снова унизить собственное «Я», растворившись в чужом…
Не я стоял – я стояла на травянистой низине в окружении десятков женщин. От них, от их наготы, прикрытой набедренными повязкам, пахло угрозой. Сознание подсказало суть их вызова – ты, Аклаинка, допустила святотатство, посмев взглянуть в упор на Отца нашего Солнце.
– Человеческая жизнь высший дар, – голос Аклы, мой голос, эхом разнёсся по долине и, обдираясь о скалы, постепенно затухал, – жертва рождённого с изъяном – наш святой дар милостивому Отцу…
Разряжённый воздух, свирепый ветер Анд и ослепительный Отец Солнце, чей лик лицезреть запрещено, наблюдали за высохшим, почти мёртвым, обряженным в красное, жрецом. Жрец держал в руках басовито попискивавшего младенца, прирождённого мужчину. Жрец уложил мальчика на жертвенный камень и поднял обсидиановый нож, украшенный бирюзой и ракушками. Он едва держался на ногах – слишком долго соблюдал аскезу во всем. Давно не мытые волосы, пропитанные кровью жертв, сальными канатцами свисали до бёдер. Кончик обсидиана в последний раз отбросил злой блик, и нож вонзился в грудь ребёнка. Одним движением жрец высек бьющееся сердце и поднял над головой. Содрогающееся тельце унесли, на камень легло следующее. Рождённые с изъяном уходили из жизни первыми, уступая жизнь полноценным.
Голос
