от касания мочалки. Роза не ведала, чьи руки дарили нежную заботу. Отключившись от внешней среды, чувствуя облегчение, ощущала скатывание накопившейся грязи, оседающей на дне мутью. Хотелось больше-больше воды, тереть-тереть кожу, пока тело не задышит свежестью.
Роза желала избавиться от грязи, засевшей не только в порах, но и в блеске глаз, чтобы видеть мир в добром свете. И помогала воде, шепча: «Прочь, прочь чёрное, больное, чужое и худое». От всей души, надеялась осилить удушливую тяжесть дней, проведённых в одиночной камере.
Воздух в её воображении пропитался голубизной, светом, весельем. Запах хозяйственного мыла обернулся ароматом неведомых трав. Благоухая, звал на просторы бескрайних цветущих полей.
Рассудок птицей понёсся туда, к лучам приветливого солнца, к дарящей надежду радуге, от только что прошедшего слепого дождика. Роза даже почувствовала, будто последние капельки ударились о лицо. «Как здорово мечтать! Хоть тут осталось раздолье. Хвала мозгам за то, что на это способны. А может люди вовсе мечтают не ими?» – подкинуло сознание подлое колебание.
Неподражаемый визг Поганки, окончательно, разогнал удовольствие. Глаза открывать не хотелось, а пришлось.
Толстуха вытирала руки. «Она меня мыла…» – Роза ощутила, как удивление отпечаталось на лице, хорошо, что сокамерница увлеклась перешептыванием с Рыжухой. Чайник собирала с пола воду. Роза взяла у Климактерички полотенце и обернулась. Чайник подхватила таз, понесла к унитазу.
– Ой! Набрызгала много, – стушевалась Роза, вознамерившись вытереть лужи, потянулась за тряпкой.
– Совсем ошалела, – буркнула Чайник и оттолкнула её.
Роза растерялась, прижимая к себе мокрое полотенце.
– Накинь, и под одеяло, озябнешь, – выручила Климактеричка, подавая майку и трусы.
– Спасибо. Вы мой спаситель, – согласилась Роза.
Быстро одевшись, не без удовольствия юркнула в постель. За наслаждением, забыла про Поганку: получалось, худенькая женщина попала в некую мерку между приятным и досадным восприятием. Роза водила руками по одежде, не веря, что отсутствует привычная липкость, вызывающая скверное настроение. Она упивалась бы сладкой невесомостью и дальше, но негу разогнал стук зубов: ощущение сквозняка пронизывало насквозь.
– Ба! Стукачок подвалил, – голос Поганки усилил зябкость.
Роза натянула до подбородка одеяло, дыша шерстяным духом. «Хоть не плесенью воняет, и ладно», – радовалась она, надеясь оценить и тепло.
Удерживать дрожь не получалось.
Поганка нагло хихикала.
– Что смешного? Помогли бы, – вмешалась Золотка.
– Я-я-я! – закричала Рыжуха, поднимая высоко руку нетерпеливой первоклашкой.
– Давай, если завелась, – улыбнулась Золотка.
Рыжуха, усердно пыхтя, взгромоздилась на нижнюю перекладину кровати, просунула руки между перил и
