вперед полную нижнюю губу, стоял огроменный,
выскобленный на лысо, сорокалетний славянин, в дорогущем кожаном плаще нараспашку, под которым был модный, фирменный, дорогущий же, костюм. Дополняли наряд визитера крутые кожаные туфли, чистенькие, нисколько не выпачканные в грязи – приехал на машине.
За лысым шептались две белобрысые шлюшки в скрипящей коже, и синтетического цвета париках. Еще дальше стояли три крепко скроенных высоких парня с длинными волосами, заплетенными в косички, и два низеньких мужика-азиата. Банда какая-то!
Сергей испугался так, что затряслось в самом низу.
«Убьют!».
Крутой «лысак», не спрашивая позволения, шагнул в прихожую и, тесня Баринова грудью, проследовал в зал к телевизору. Там он опустился в кресло, резко бросив на журнальный столик куртку Сергея. Сопровождавшие столпились за спинкой кресла, и смотрели на Сергея выжидающе, не скрывая презрения.
– Сергей? – спросил лысый.
– Да, – машинально отозвался Баринов, ожидая самого плохого.
«Лысак» полез в свой внутренний карман, извлек бумажник Сергея, подозрительно распухший, и тоже бросил на журнальный столик.
– Я Вазелин, – визитёр сделал ударение на средней гласной букве, и Сергей понял, что Вазелин – не прозвище авторитета, данное за некую черту характера, а природная фамилия, которую все произносили не правильно, словно название крема. Хотя, дела это не меняло.
«Точно убьют», – понял Сергей…
«»»»»»»
Георгий Петров или просто Жора, родился в Самарканде, в те тихие сытые времена, когда Узбекистан назывался Узбекской Советской Социалистической Республикой, и входил в состав огромного государства, под названием СССР. Мать Жоры была русской женщиной, попавшей в Самарканд по распределению после института, отец тоже русский, но местный, проживший в Средней Азии безвылазно и считавший себя больше узбеком, чем сами узбеки. Мусульманской веры он не принимал, но уклад жизни в семье поддерживал в сугубо азиатском духе. Жора был шестым ребенком в бедной семье, в жизни ни ему, ни его братьям и сестрам ничего путного не светило, так как в Узбекистане усиленно продвигались наверх лишь настоящие национальные кадры. И как бы отец не старался сделать детей узбеками, для всех вокруг они были русскими. Детей в семье прибывало с каждым годом, так как отец исповедовал патриархальные правила – узбекская семья должна быть большой. Ютиться в глинобитной мазанке, считавшимся домом, было адом – дети росли и спешили улизнуть в большой мир – в Россию, или, хотя бы, в Казахстан. А там уже свирепствовали «лихие-девяностые», разделившие людей на бандитов и лохов. «Простых» заставляли работать почти бесплатно, всячески притесняли и обижали, но все-таки, это была цивилизация – при определенной пронырливости, можно было пристроиться, как-то жить.
Старшие сестры Жоры, начинали самостоятельный путь продавцами на барахолках, за копейки простаивая от зари до зари и в зной, и в стужу над хозяйским товаром,
