по части истории, законов или обычаев, помогал ему и давал ход по его отрасли. Хотя он во всем держался обычая предков, однако не любил, чтобы это замечали и чтоб об этом говорили.
Во вкусах своих он был постоянен, любил те же места и те же занятия. После жестоких головных болей, которым он был подвержен, он бодро принимался за обычные занятия. У него не было тайных дел, исключая немногих государственных. Он относился весьма осторожно к вопросам о народных зрелищах, об общественных работах и вообще к благодеяниям и щедротам, расточаемым народу: он рассматривал их с разумной точки зрения пользы народа, а не приобретения для себя славы.
Ванны готовились для него лишь в назначенные дни, он не имел страсти к постройкам, никогда не заботился о пище или о том, чтобы прислуга была видная и рослая. Он не обращал внимания на цвет и качество тканей своей одежды: таковая изготовлялась в небольшом поместье Лориуме из шерсти собственных овец или выписывалась из Ланувиума через арендатора его тускуланского поместья.
Вообще главные нравственные черты его были: человечность, кротость, самообладание, умеренность, равновесие и стройный порядок во всем, до чего он касался. К нему вполне относилось то, что сказано об Сократе: он имел силу воздерживаться от соблазна там, где другие впадали в него по слабости характера, и умел пользоваться умеренно такими наслаждениями, которые другие увлекались до бесчувствия.
Иметь над собою власть воздерживаться и сохранять умеренность в пользовании – вот черты человека с сильным, непобедимым духом, каковым и показал себя на деле отец мой во время болезни Клавдия Максима.
Боги дали мне почтенных предков, добрых родителей, сестер, наставников, хороших слуг, друзей и родных. Благодарю Провидение за то, что я никому из них не нанес огорчений: благодаря счастливым обстоятельствам я не совершил ничего постыдного, хотя неоднократно едва удержался от порока. Благодарю Провидение, что воспитанием моим недолго заведовала наложница моего деда и что я не потерял преждевременно чистоту отроческого возраста.
Счастлив я, что был руководим таким отцом и повелителем, который рано начал отучать меня от высокомерия. Он внушал мне, что при дворе можно жить без свиты и телохранителей, без шитых мундиров, факелов, статуй и прочей роскоши, что великодушие монарха, величие его особы и благотворная деятельность его нисколько не умаляются ношением простой одежды.
Счастлив я, что имел брата, который подавал мне пример благонравия и нежно любил меня, что дети мои родились здоровыми духом и телом и что я не сделал быстрых успехов в риторике, поэзии и других науках, потому что, отличившись в них, я, вероятно, предался бы им исключительно. Я рад, что мог скоро доставить воспитателям моим почетные должности, которых они желали, и не огорчал их пустыми обещаниями, ссылаясь на то, что они еще молоды и что я займусь ими «со временем».
Благодарю Провидение, что
