себя в любви Божией (Иуд. 1, 17–18, 20).
Но как же быть с еретиками? Святой апостол учит различать среди них заблудших – соблазнившихся по невежеству, еще могущих покаяться и обратиться к Христовой истине. Таких еще можно вернуть в лоно Христовой Церкви вразумлением и страхом адского пламени, в которое приводят кривые еретические пути: И к одним будьте милостивы, с рассмотрением, а других страхом спасайте, исторгая из огня (Иуд. 1,22–23). Но борьба с диавольской ложью требует от самих верных осторожности. Ересь опаснее чумной заразы, соприкосновением с ее носителем можно осквернить собственную душу. И если пространство вокруг святых людей наполнено Ангелами Божиими, то вокруг лжеучителей наполнен бесами, ибо все вокруг себя они отравляют нравственной скверной. И апостол предупреждает: …обличайте же со страхом, гнушаясь даже одеждою, которая осквернена плотию (Иуд. 1, 23).
В первые столетия христианства Святая Церковь повсеместно одержала победу над гнозисом. Потом сатанистская ложь тлела подспудно, чтобы затопить смрадным потоком ересей средневековую Европу.
Общим корнем всех этих агрессивных сект видится учение катаров – «чистых», как они себя называли. Странная это была чистота. Даже прикасаться к оружию считалось осквернением, но одновременно боевики-катарелли разрушали храмы, грабили, убивали. Практиковалась «эндура» – ритуальное самоубийство больных и стариков. Объявлялось мерзостью законное супружество – зато приветствовалась свободная любовь, внебрачные связи, свальный блуд. Одна из еретических общин, секта анабаптистов, ввела многоженство; их вожаки насилием брали женщин в свои гаремы, отказавшихся ждала казнь. Из-за войн, которые вели еретики, страны Европы десятилетиями были затопляемы кровью. Такова была «чистота» катаров. При этом, подобно древним гностикам, все эти богомилы и альбигойцы, адамиты и анабаптисты и прочие хвастались обладанием «тайным мистическим знанием», якобы превосходящим учение Святой Церкви. До сути этой «мистики» дошли секты «братьев свободного духа» и «апостольских братьев», начавших откровенно поклоняться Люциферу. Так опять сбывалось апостольское предсказание о ропотниках, ничем не довольных, поступающих по своим похотям (нечестиво и беззаконно) (Иуд. 1, 16).
Среди духовной смуты конца XIX – начала XX века часть российской интеллигенции занялась богоискательством. Участники религиозно-философских собраний кричали об отсталости и омертвении Православной Церкви и одновременно обращались к источникам ложной и чуждой духовности: оккультизму, теософии, антропософии (из тех же преисподних колодцев почерпнуто модное в недавние дни рерихианство). И здесь также примешивалась нравственная грязь – Д. Мережковский, 3. Гиппиус, В. Розанов мудрствовали о святой плоти, пытаясь дать философско-мистическое обоснование пошлейшему разврату.
Другое крыло той же интеллигенции рассуждало о социальной справедливости, подстрекая народ к революционному братоубийству
