при этом мальчиков, что выглядит нелогично, ведь непонятно, кто будет рожать в дальнейшем – что объяснялось некой – конечно, мифической – низшей природой прекрасной половины человечества – между прочим, это обозначение несмотря на свою внешнюю привлекательность тоже из патриархального репертуара. То же касается и примера с отрубанием фаланги мизинца. Всегда можно представить дело так, что полный палец некрасив, свидетельствует о недостатке или дефекте, порочен и вообще ненормален. – это слово, как и его антоним так часто используются, что порой теряют какое бы то ни было содержание
Стоит ещё раз это повторить. Даже если мы и обнаруживаем какие-то разногласия между членами того или иного коллектива, то мы скорее выдаём желаемое за действительное, нежели чем указываем на нарушение принятого пакта. Раскольники – это часть естественного положения вещей, и очень редко они действительно выпадают из общего целого – таковы, например, психопаты, социопаты, отчасти аутисты, но это уже биология и генетика, а не социальный порядок.
Последний по определению включает в себя девиации и отклонения, абсорбируя их и зачастую создавая. Мы всё-таки отличаемся между собой и нам нужны ниши, в которых бы мы чувствовали себя относительно комфортно. Если группа невелика, то и диапазон расхождений довольно мал, потому что всегда можно заставить – в том числе и сугубо физически – человека согласиться с остальными. Если она большая, то такие зоны куда многочисленнее и разнообразнее, но это не означает того, что они не ограничены сами в себе. Это поднимает очень интересный вопрос о том, сколько усилий требуется для того, чтобы убедить нас в чём-либо. Краткий ответ говорит о том, что относительно мало, а то и вовсе никаких.
Это объясняется тем, что мы рождаемся и растём в уже готовом мире. Если нашему взрослению не сопутствуют кардинальные общественные трансформации, то всё проходит гладко и без шероховатостей. Поскольку ребёнок не в состоянии сгенерировать своё мировоззрение самостоятельно, он или она неизбежно впитывают те идеи, которые на него или неё обильно изливают уже социализированные окружающие, считая их естественными и обычными – и в каком-то смысле так оно и есть, принимая во внимание то, что обстоятельства подталкивают нас не в любом направлении, а по ряду, условно выражаясь, избранных.
Вместе с тем не надо наивно верить в то, что человеческие культуры резко отличаются друг от друга. Они разнятся в частностях, но не сущностных нарративах. Даже если и случаются какие-то потрясения и революции – неважно, в какой области – преемственность никуда не девается, просто она становится менее заметной. В конечном счёте, мы не в силах за раз избавиться от родного языка, от кулинарных пристрастий, от традиций и обычаев и т.д., и т.п., и требуются поколения, чтобы это стало новой реальностью – да и то, как правило, в других условиях, как, например, у детей и в среде эмигрантов. И это подводит нас ко второму объяснению.
И снова, мы – социальные животные,
