она была очень красивая и молодая, как из книжки с картинками.
– А вам не надо на работу?
– А меня выгнали.
– Совсем?! – ужаснулся Павлик.
– Совсем, – сказала она беспечно. – Всех выгнали, и меня тоже.
– Тетю Машу выгнали, – подумав, сообщил Павлик и еще раз оглянулся на дяденьку. Тот все стоял, не уходил. – Бабушка говорит, она теперь запьет, потому что ей жить не на что. Бабушка говорит, так всегда бывает. Жить не на что, а пить есть на что.
– Ты об этом не думай, – посоветовала красивая. – Нам пока есть на что жить, потому что это только меня выгнали. А Павла не выгнали.
Так они шли и разговаривали, и Волков все смотрел им вслед, а потом они зашли в калитку и повернули за угол – и он остался один.
Совсем один.
Чепуха какая-то.
Он потряс головой, проверяя, нет ли там скачек и не ударяют ли в гонг – скачек не было, и в гонг не ударяли, – кое-как влез в полутемную, как аквариум, машину и поехал.
Странное дело – все было странным в этот день, – он приехал очень быстро, хотя по радио все время говорили о том, что Москва стоит в километровых пробках и лучше вообще не трогаться с места. Себе дороже.
Он подъехал, пристроил машину за углом и нос к носу столкнулся с Машей Даниловой.
– Ой, здравствуйте, Павел Николаевич. Извините, что опоздала, просто у меня…
Кажется, она так и не придумала, что бы такое соврать с ходу, потому что остановилась и посмотрела на Волкова вопросительно, словно призывая его на помощь.
Что б такое соврать-то?..
– Потому что у вас заболела тетушка, – подсказал Волков, – и вы повезли ей аспирин и капли датского короля.
– Какие… капли? – переспросила высокообразованная Маша.
– Для головы, нет, от головы, – продолжал резвиться не ко времени и без всякой видимой причины развеселившийся начальник. – У вас же заболела тетушка, Маша?
– А вы свою машину прямо за машиной Николая Ивановича поставили, – сообщила Маша нечто такое, что казалось ей более подобающим для столь траурного дня, – во-он, видите?
И она подбородком показала на сугроб, возвышавшийся перед волковским автомобилем.
Волков оглянулся и посмотрел.
– И надо же такому быть! – горестно продолжала Маша. – Ну никогда, никогда он там ее не ставил, всегда возле входа старался!
Волков немного подумал, вернулся и обошел сугроб со всех сторон. Ничего подозрительного он не обнаружил, хотя толком не знал, что именно может быть подозрительным.
– А вчера почему здесь поставил? – издалека негромко спросил он Машу. – Вы не знаете?
– Нет, утром он вроде ее на место поставил! Потом уезжал куда-то, приехал, а все занято, конечно! Вот ему и пришлось ставить за угол! Я ему говорю: Николай Иванович, пробки жуткие, вы на работу только к полуночи вернетесь, а он рукой махнул и пошел! Господи, – глаза у Маши вдруг налились слезами, – вот ужас-то!
