не выбраться.
– Следует понимать, что если…
– На все твои если у меня есть парализатор! – грубо оборвал я его и самодовольно похлопал себя по карману.
– Именно об это я и говорю, – спокойно заметил млечник. Мышцы на теле Тхэна ходили волнами, лицо дёргалось, как у припадочного, и это абсолютно не вязалось с его голосом. На самом деле млечник, наверное, орал от ужаса и безнадёжности, но речевой аппарат тела хакусина переводил его слова с монотонностью автомата. – Если вы выстрелите в меня сейчас, то я просто рассеюсь в пространстве, и ваша охота закончится ничем.
– Не смеши меня! – расхохотался я. – Ты слишком любишь себя, чтобы решиться на самоубийство. Тем более что жизнь я тебе гарантирую.
– Да, – согласился он, – все козыри у вас в руках. Но вы не учли одного обстоятельства…
– Сидеть! – заорал я и выхватил парализатор.
Он застыл с приподнятой рукой, будто я уже нажал на спуск. Меня охватила оторопь. Чёрт, будь проклята его замедленная реакция! Будь проклято его гипертрофированное чувство самосохранения! Пожалуй, я действительно не учёл одного обстоятельства: он никогда не решится на американскую дуэль – кто выстрелит раньше? – без стопроцентной гарантии своей жизни. Стрелять я не собирался, но он ведь этого не знал! Переиграл я сам себя…
«Что делать? Что же делать? – лихорадочно билась мысль. – Как выйти из этого положения?»
Спасла положение неожиданная зарница где-то далеко-далеко за горизонтом у меня за спиной.
«Откуда на Пирене грозы?» – удивился я и, хоть и с опозданием, но, надеясь, что реагирую натурально, оглянулся.
Как взметнулась рука Тхэна, я не видел, но ветвистую молнию, сорвавшуюся с его пальцев, заметил краем глаза. Со страшным грохотом молния вонзилась мне в грудь, швырнула на тент, и я, ломая стойки и кутаясь в полотнище тента, покатился по земле. Дико заверещали долгоносы, галопом уносясь прочь.
Притворившись мёртвым и благодаря судьбу, что сорванное полотнище тента не закутало мне лицо, я из-под полуприкрытых век наблюдал за Тхэном. Некоторое время он смотрел на меня, а потом стал медленно, словно оглядывая окрестности, поворачивать голову. Вначале в одну сторону, почти на сто восемьдесят градусов, потом в другую. Когда его взгляд скользнул вдоль берега, я увидел, как зелёный мигающий огонёк активированной гильзы пространственной свёртки, установленной последней вблизи лагеря, разбрызнулся беззвучными искрами. Вот, значит, что имел в виду млечник под неучтённым мною обстоятельством.
«Клюнул. И на это ты тоже клюнул», – подумал я, осторожно просовывая под тентом руку к пряжке ремня на поясе.
Тхэн запрокинул голову и уставился на звёзды. Затем, не отрывая взгляда от неба, медленно лёг навзничь, сложил на груди руки и перестал дышать. И тогда началось. Из тела Тхэна поднялся светящийся пар, который мгновенным рывком собрался в шар над грудью хакусина, и уже этот шар стал медленно, подобно цветку, раскрываться крыльями млечника.
И
