учителя обратили внимание на удивительное спокойствие и внимательность этого мальчика и на его манеру необыкновенно пристально смотреть на собеседника.
Родители довольно рано заподозрили, что Гэвин какой-то особенный. Казалось, например, что его вообще не расстраивали неприятности. Однажды, когда ему было 14 лет, во время семейного обеда в ресторане официантка случайно пролила напиток юноше на одежду. Родственники расшумелись, а он спокойно взял салфетку и принялся вытирать брюки. Глядя на это, его отец воскликнул: «Бог мой! Вы видели, как он отреагировал?» Нечто подобное произошло, когда ему было лет 17. Вскоре после того, как Гэвин научился водить, у него угнали его первую машину – однако юноша не видел повода для огорчения. «Мне кажется, что моя реакция рассердила отца больше, чем сама кража, – рассказывает Гэвин. – Но я никак не мог взять в толк, к чему вся эта суматоха. Ну украли машину, и что теперь? Этого ведь нельзя взять и отменить».
И еще его отца беспокоило то обстоятельство, что сын слишком много времени проводит в одиночестве. Гэвин сказал мне:
Я имел обыкновение подолгу молча лежать в кровати, чем приводил отца в крайнее недоумение. Помню, как выключал свет в комнате, зажигал свечу и смотрел на нее целую вечность. Просто лежал на кровати, ничего не делая. Смотрел на небо, позволяя мыслям блуждать. Мне очень нравилось смотреть – наблюдать, любоваться. Я любил гулять с нашими собаками – разглядывал небо, деревья, цветы… В нашей семье я определенно был белой вороной.
Гэвину всегда очень нравились фильмы с Брюсом Ли, и он решил заняться кунфу. Это побудило его окунуться в восточную философию – в частности, в дзэн-буддизм и даосизм. Как следствие, он приобрел систему координат, в которую отлично вписались его медитативные склонности и любовь к одиночеству, – так что он не позволил непониманию со стороны родителей сбить себя с толку.
Однако в девятнадцать лет у него был период разочарования и уныния. Гэвин тогда серьезно занялся музыкой – проводил часы напролет в своей комнате, сочиняя и записывая песни. Он мечтал стать успешным поп-музыкантом и неустанно рассылал свои произведения продюсерам, но не получил ни одного положительного ответа. Теперь он признает, что был «излишне амбициозен». Неудачи удручали его – он даже был близок к тому, чтобы считать себя ничтожеством. Он ненавидел каждую секунду своей работы продавцом в супермаркете, ведь ему казалось, что его место – на музыкальном олимпе. Его естественная пробужденность была омрачена играми эго. Но однажды он испытал сильнейшее трансформационное переживание, которое избавило его от эгоизма и развеяло неудовлетворенность, – в результате чего пробужденность смогла расцвести в полную силу:
Однажды около полудня я выгуливал собак. Стоял чудесный день. Я спустил собак с поводка. Они носились вокруг, а я вдруг обнаружил, что неотрывно смотрю на дерево. Мой взгляд словно прилип к нему…
Это дерево стало самой прекрасной вещью, какую
