href="#n_56" type="note">[56], где через несколько дней «оседлали» дорогу Смоленск – Москва. Тем самым было завершено окружение группировки противника под Вязьмой[57], и еще более длинные, чем под Киевом, колонны пленных потянулись в западном направлении. По вечерам они зажигали костры, огни от которых виднелись на много километров вдоль дороги. Об организации нормального конвоирования не было и речи – один немецкий солдат приходился примерно на пятьсот пленных. Я уверен, что тысячи русских не замедлили воспользоваться такой ситуацией и сбежали из плена.
В связи с этим следует отметить, что существенным упущением, которое проявилось только позже, явился тот факт, что нашему командованию не удалось полностью прочесать лесные массивы после ликвидации группировки попавших в кольцо окружения советских войск и изъять остававшееся в них огромное число русской военной техники. Когда наступила зима, русские десантировали туда специальные технические подразделения, которые в удивительно короткие сроки отремонтировали ее, а прибывшие вместе с ремонтниками экипажи организовали переброску этой техники через линию фронта в ночное время. Часть боевых машин эвакуировали даже самолетами, сбрасывая их без парашютов с высоты в несколько метров в глубокий снег. Кроме того, совершенно неожиданно в тылу немецких войск возникла боеспособная и вооруженная современным оружием, включая танки, воинская часть, которая внезапно и весьма успешно стала наносить удары в ходе развернувшихся боев.
Примерно в первую неделю октября мы находились в Гжатске, заняв огневые позиции у дороги Смоленск – Москва. На этом перекрестке, где развернулись жаркие бои, нам пришлось сражаться на два фронта. С одной стороны русские части отчаянно прорывались из Вяземского котла с запада, а с другой стороны свежие советские войска пытались наступать с востока, чтобы разомкнуть кольцо окружения и вызволить своих боевых товарищей из ловушки. Нам постоянно приходилось отбивать танковые атаки с востока. Вся близлежащая от перекрестка дороги местность была перепахана тяжелыми широкими гусеницами русских Т-34.
Однажды утром мы проснулись и увидели, что все вокруг покрылось снегом, толщина которого достигала нескольких сантиметров. Это было начало русской зимы! Мои мысли непроизвольно перенеслись в 1812 год, когда случилась катастрофа с армией Наполеона. Но я, давно привыкший смотреть на все с оптимизмом, быстро прогнал эти мрачные думы.
«Разве в век техники мы не в состоянии противостоять зиме? Наши войска ведь намного лучше, чем наполеоновские», – успокоил я себя тогда.
При нашем дальнейшем продвижении русские стали массированно применять уже известные и внушавшие страх «сталинские органы»[58]. Это были реактивные пусковые установки наподобие наших «Небельверферов»[59]. Только их конструкция показалась мне намного примитивнее.
Русские просто смонтировали на автомашинах параллельно расположенные рельсы, имевшие общий регулируемый
Имеется в виду окружение сил Западного и Резервного фронтов РККА в октябре 1941 г., когда немецкой группе армий «Центр» удалось прорвать оборону советских войск и окружить западнее Вязьмы четыре армии в составе 37 стрелковых дивизий, 9 танковых бригад и 31 артиллерийского полка РГК. Потери убитыми и ранеными Красной армии превысили 380 тыс. человек, а в плен попало свыше 600 тыс. советских солдат и офицеров. Дорога на Москву была открыта, и советское командование вынуждено было предпринять экстренные меры по укреплению Можайской линии обороны и восстановлению нарушенного фронта, бросив против немецких танковых дивизий плохо вооруженных ополченцев и курсантов военных училищ.
«Сталинский орган» – жаргонное наименование, которое немецкие солдаты дали советской «Катюше».
«Небельверфер» (дословно «туманомет») – германский буксируемый реактивный миномет. Вместе с советскими «Катюшами» шестиствольный Nebelwerfer 41 был первым массово использовавшимся ракетным минометом. Советские солдаты шутливо называли его «Ванюшей».
