с другими десятью ханами славною смертью завершили защиту крепости. Урон наш был также весьма значителен; мы потеряли убитыми: 16 штаб- и обер-офицеров и 825 человек нижних чинов; ранеными: 25 штаб- и обер-офицеров и 584 нижних чинов[145]. Персияне потеряли одними убитыми 3737 человек; кроме того, многие бросались через стену в Ленкорань, но тонули, преследуемые и там пулями роты, посланной для фальшивой атаки, и под картечью двух орудий, поставленных на противоположном берегу, под прикрытием 80 человек пехоты. В крепости найдено два знамени, 8 орудий, много снарядов, серебряная булава Садык-хана и магазин с провиантом. «Я сам получил три раны, – доносил Котляревский Ртищеву, – и благодарю Бога, благословившего запечатлеть успех дела сего собственною моею кровью. Надеюсь, что сей же самый успех облегчит страдания мои. Впрочем, никакая потеря не может сравниться с важностью взятия крепости…
Пусть строгая тактика называет штурм сей дерзостью. В позднейшие времена передастся, что 1500 чел. русских штурмовали крепость, защищаемую 4000 персиян; передастся также и то, что девиз штурмового отряда был всем умереть или взять крепость, и потомство возвеселится рвению к славе своих предшественников»[146].
«Сим штурмом, – писал он позже[147], – достойно запечатлен 1812 год, и как при воспоминании сего незабвенного для России года всякий россиянин возвысится духом, так при имени Ленкорани персиянин вздрогнет и преклонит колено славе русской».
С падением Ленкорани персияне очистили Талышинское ханство, и власть Мир-Мустафа-хана была восстановлена. «Известие о взятии Ленкорани, – говорит персидский историк, – присоединясь к молве об Асландузском сражении, породило в делах Ирана некоторую слабость. Персидские военачальники спешили обратить свои лица к стороне Тавриза», т. е. попросту бежали. Аббас-Мирза, спешивший из Тавриза на защиту столь важного пункта и узнавший на пути о падении крепости, остановился в Мешкине. Он был крайне обескуражен; потеря его в два последние месяца превосходила ту, которую имели персияне почти с самого начала войны с Россиею; лучшие его регулярные войска или легли на поле брани, или были расстроены так, что долго не могли служить ему пособием. Принцу не оставалось ничего более, как возвратиться в Тавриз, – он так и сделал.
Оставив по-прежнему в Тальппах отряд капитана 1-го ранга Веселаго, Котляревский пошел обратно в Карабах и 29 января 1813 г. прибыл в Ах-Оглан[148]. За несколько дней перед тем, 26 января, колокольный звон в Тифлисе призывал русских воинов поблагодарить Бога за дарованную победу; благодарственное молебствие с пушечною пальбою было отслужено во всех церквах.
«Скорблю душевно, – писал Ртищев Котляревскому[149], – о полученных вами ранах, но в то же время утешаюсь сведениями, до меня дошедшими, что они неопасны. Я с усердием благодарю Бога за сохранение вам жизни, ибо по искреннейшему участью, мною в вас приемлемому, и по уверенности
Всепод. рапорт Ртищева 28 января 1813 г. Акты Кавк. археогр. комиссии, т. V, № 854.
Рапорт Котляревского Ртищеву, 8 января 1813 г., № 5.
Письмо Котляревского редактору «Русского инвалида», см. «Русский инвалид», 1835 г., № 25 и 26.
Рапорт Котляревского Ртищеву, 29 января 1813 г., № 21.
От 4 февраля 1813 г. Акты Кавк. археогр. комиссии, т. V, № 722.
