точно – вот народНо скажешь точно: есть народ. И точка
И далее:
Мы на народной ниве таем
А сам народ? – чья нива сья
Ему всегда так не хватает
Объективации себя
И потому ему всегда
Враги нужны для этой цели
Так будем ж нужной панацеей
А против общего врага
И мы народом встанем целым
Как видим, неопределимость и бессмысленность «вечной» категории народа компенсируется изобретением фигуры врага – фигуры «другого», вокруг которой и кристаллизуется миф о народе. Ход этот становится особенно важен в силу того обстоятельства, что начиная примерно с 1974 года Пригов вступает в, условно говоря, соц-артистский период, отмеченный созданием стихов, написанных «с точки зрения народа». Или же: с точки зрения отсутствия – языка, позиции, места, – привязанной только к фигуре «другого»: иностранца, идеологического врага, преступника. Вот почему центральной фигурой приговского соц-арта становится Милицанер, само существование которого определяется наличием врагов. А любимый враг – разумеется, «мериканский президент»:
Что же нас Рейган так мучит
Жить не дает нам и спать
Сгинь же ты, пидер вонючий
И мериканская блядь
Вот он в коросте и в кале
В гное, в крови и парше
Что же иного-то же
Вы от него ожидали
(Трудно удержаться от замечания о том, насколько эти модели оказались живучи: разве что Милицанер заменился в XXI веке на эфэсбэшника, а Рейган – на Обаму, украсившись расистскими подвываниями.)
Разматывая этот способ «народного самоопределения», а точнее, изучая механизм «вечности», Пригов пишет стихи, которые иначе как чудовищными не назовешь. К примеру:
Они так верно нам служили
Китайцы желтокожие
И несмотря мы с ньми дружили
На то что желтокожие
Теперь они все Мао служат
Китайцы желтокожие
И с нами яростно не дружат
Видать что желтокожие
Не будут снова нам служить
Китайцы желтокожие
И будем снова с ньми дружить
Пускай что желтокожие
Само собой, «народная точка зрения», оборачивающаяся в этих стихах самым искренним расизмом в сочетании с имперским высокомерием по отношению к «предательской» колонии, не совпадает с точкой зрения автора – что маркировано по меньшей мере языковыми сбоями и неправильностями. Пригов в том же цикле «Из девяностошестикопеечной тетради» (1976) спокойно доводит логику ксенофобии до конца – им, естественно, становится каннибализм:
О, мясо сладкое сограждан дорогих
Оно вкусней германцев недешевых
И мериканцев двутридорогих
И негритянцев уж для всех дешевых
Такая наша строгая страна
Себя вкусила памятно она
Как и не снилось ни одной стране
И не проснулась – значит не во сне
Вместе
