она снимает номер. Как выяснится позже, ее обуревают ложные воспоминания: дух самоубийцы словно вселился в нее. Скотти спасает Мадлен, бросившуюся в залив. Он уже влюблен в нее. Она полюбит его на глазах у зрителей. Но проклятый страх высоты помешает ему взбежать вслед за Мадлен по лестнице старой колокольни, которая чудилась ей в снах и на которую он сам неосмотрительно отвез ее. Он успевает лишь услышать крик и увидеть тело, рухнувшее с высоты. Так заканчивается первая часть фильма. Честный голливудский фильм на этом бы закончился вообще: героиня мертва, о чем дальше говорить. Однако в «Головокружении» зрителям предстоит вторая часть, проникнутая такой безнадежностью, какой не могло быть ни в одном голливудском фильме.
Между тем самим названием фильма Хичкок дал понять, что все видимое на экране – ложь. Фильм называется «Головокружение», значит, недуг Скотти – главное в нем, ключ к разгадке. Нам впаривают невероятную историю о переселении душ, о возвращении из царства мертвых. А стоило бы обратить внимание, как оживился муж Мадлен, когда Скотти признался ему в своей болезни-пороке, как именно после этого признания он перешел к делу и рассказал сказочку про магический портрет.
Скотти: неуверенные, незаверенные жесты, мятое лицо старого мальчика, скорее всего, девственника. Мадлен: платиновая королева, воплощенный идеал Хичкока, ледяная леди, которая в спальне ведет себя как шлюха. Скотти: естественный, несчастный, нелепый человек. Мадлен: актриса, расчетливо соблазняющая его. Они несовместимы, эти люди, эти лица. Но зритель готов поверить, что возможна любовь, возможно спасение. Скотти существует в эстетике нуара: недаром так много экранного времени Хичкок отводит рутинным кадрам слежки. Почти оперативная съемка: проезды Скотти за автомобилем Мадлен, снятые издалека ее проходы. Этот стиль органичен для него. Когда же Мадлен появляется в кадре, эстетика меняется радикально. Впервые он видит ее в ресторане, обрамленную цветами самых экстравагантных оттенков. Она выходит на первый план, словно портрет из рамы, словно актриса на сцену. Такая же эстетика фальши, эстетика голливудского картона сменяет суровую мелодию Скотти, когда приходит время любовных свиданий. Прогулки в слишком зеленом лесу, где растет секвойя-долгожитель. Слишком бурные объятия на слишком картинном берегу океана, волны которого слишком патетически разбиваются за спинами влюбленных, когда те сливаются в поцелуе. Это не может быть правдой: Хичкок и не старается уверить в том, что перед нами настоящая страсть. Зритель сам принимает это как данность.
Самая убедительная улика, доказательство того, что мертвые не возвращаются, – пресловутый портрет. Камера фиксирует спиралевидную прическу Карлотты, затем – точно такую же прическу Мадлен. За деревьями не видно леса, деталь подменяет целое. Из того, что две женщины одинаково причесаны, вовсе не следует, что это одна и та же женщина. Что и доказывает бывшая невеста Скотти, ироничная художница, относящаяся к нему пусть как к большому, но
