сейчас Никита заметил в каменном склоне лаз пещеры.
– А ты? – с деланым безразличием спросил он.
– Не пролезу я, – пояснил бурят, – мальчик только сможет. Всё, что Соелма дала, оставишь внутри. Потом назад.
Как заворожённый Никита смотрел на темнеющий вход. Пещера. С большим удовольствием он бы залез на голую сосну или кинулся в полынью. Узкие ходы всегда страшили его. Даже в подпол спускался без особого желания, а тут – нора в скале, где взрослый может застрять. Никита вспомнил Алёшку Люблина и немного успокоился. Тот был поплечистей и ничего, пролезал.
– Ежели чего – тяни за ноги, – сказал он Батохе и, сгорбившись, ступил в проём.
Пещера оказалась глубокой. Никита опустился на колени и пополз, проталкивая заплечник перед собой. Сначала было светло, камни сверху ещё не слились в окончательный свод, тут и там зияли просветы, мелькало бледное небо. Дальше проход расширился – он не был таким узким, чтобы взрослому мужику застрять. При желании и полноватый отец Зосима протиснулся бы сюда. Почему тогда бурят не полез, да ещё врать стал? Что-то здесь было не так.
Наконец Никита попал в тёмный зал, уходящий в недра скалы. Здесь почти не было света, лишь слабые отголоски дня пробивались позади.
Пару минут он стоял, привыкая к темноте, не решаясь закрыть глаза. Было слышно как воздух со слабым свистом вылетает из ноздрей. Вылетает со свистом, а входит бесшумно. Странно.
Никита различил смутный силуэт человека в глубине залы, там, где была наиболее густая темнота. Человек и был самым тёмным пятном в этом сумраке. Он сидел недвижимо, как будто на коленях. Неужели притаился? Надо поскорее отдать ему всё и убираться.
Зрение окончательно привыкло к темноте. Никита различил деревянные чаши на полу, поставленный на попа обломок дерева. Рядом с обломком – плоские шёлковые свёртки, похожие на малюсенькие доски. Вдоль стены растянулась грубая постель – обычная рогожа, постеленная на еловый лапник.
Медленно, словно опасаясь разбудить хозяина, Никита выложил припасы риса и муки.
Может и не человек это вовсе, а дух горы? Или изваяние, которому подношение требуется. Зачем же чашки и постель? Изваяния не жрут и не спят, тем более в такой закобышной постели – из рогожи и лапника.
Никита шагнул вглубь пещеры, с опаской вглядываясь во мрак. Он ясно слышал шуршание мелких камушков под ногами. Где-то в глубине пещере с каменного свода сорвалась капля и звонко расшиблась. Никита напрягся, готовый опрометью броситься наружу. Только с разбегу и не выберешься, лоб расшибёшь – и всё.
Человек действительно сидел на коленях. Точнее – на бёдрах, потому что колени его выпирали вперёд, а ступни задрались вверх, едва ли не выше пояса. Никита вспомнил: именно так в Хиринском дацане сидел главный, похожий на упитанную девку бурхан. Неужели это он и есть?
На пещерном было просторное бабское платье, не то красное, не то оранжевое – в темноте не понять. Никита различил круглое монгольское лицо с опущенными веками.
