племянник Павла Васильевича отбарабанил шесть концертов в городе Томске, и теперь ему надо было поспешать в Кривой Рог. По пути он заскочил к своим любимым дяде и тёте, которые по предупреждению в телеграмме наготовили для племянника первостатейного самогону.
Серёга появился во второй половине дня. Чуть ли не вся деревня сбежалась посмотреть на племяша Павла Васильевича в белых штанах и волосатого, как медведь.
Многих снедало любопытство: что и кому привёз он в подарок.
Павлу Васильевичу достались серые штаны из очень крепкой на вид материи. Все, кто хотел, пробовали материю руками и говорили:
– Заморская. Такой сносу не будет.
– Брезент – не брезент… Шибко крепкие.
– В войну такой материей самолёты чехлили.
Сам Павел Васильевич подумал: «Добрый подарок. В них сколь ни ходи, всё как новые будут».
– Примерил бы, – посоветовал кто-то.
Павел Васильевич пошёл, надел обнову. При этом обнаружил интересную вещь. Где у нормальных штанов пуговки, здесь – металлическая штуковина, молния.
«Быстрота-то какая! Это надо же до чего додумались…» – и он несколько раз, для своего удовольствия, расстегнул и застегнул механизм.
Уже потом, когда сели за стол, когда приняли по второй, Павел Васильевич показал кой-кому из знакомых любопытную штуковину на штанах.
– Надо же, засобачить на такое место?!
– Хитрецы!
– Теперь за что ни возьмись – всё с хитростью.
От этих слов душа Павла Васильевича таяла, и он благодушно улыбался гостям скорее по причине гордости за такого племянника. А когда разгорячённый, смеющийся Серёга схватил табуретку, приладил её на коленке да пошёл барабанить двумя лучинками для растопки, тут уж он не удержался, пустился в пляс. А Серёга работал руками и губами вместо всяких инструментов. У него получалось бойко и весело. Тут и Любовь Ивановна, Серёгина тетка, и другие прошлись с удовольствием, да так, что только половицы стонали и похрустывали.
Чем всё кончилось – Павел Васильевич не помнил. Проснулся он на стуле, далеко от стола. В избе было накурено, темно и тихо. Захотелось на двор, и он пошёл.
Глаза слипались. Ломило затёкшую спину.
– Вот, едрит твою, пуговицы где-то оторвал… – сонно бубнил он.
Пританцовывая, Павел Васильевич долго топтался под высокой черёмухой в конце огорода. В голове тяжко перекатывалось: «Ежели пуговцы оторваны, так чего ж держит?..»
И когда уже случайно задел что-то и всё получилось, как надо, то было уже поздно…
Утром, когда племяш ещё спал крепким молодым сном на сеновале, Павел Васильевич предавался вышеописанной пилке дров.
«Ишь, выискался… Пожалте. Носите на здоровье хоть до второго пришествия подарок заморский. Сидите у себя на почте и не думайте ни об чём плохом… Артист пустоголовый! Мы ездим, мы летаем, белые штаны носим. Тьфу! Через мои руки писем, почитай, штук
