с языком мака и довольно бойко что-то сказала. Старый вождь кивнул и жестом отправил своего толмача в задние ряды, что тот исполнил с явно обиженным видом.
– Мой сын рассказал, как вы помогли ему в битве с коварно напавшими квилеутами. Мы будем вашими друзьями, – сказал старик. – Мое имя Ютрамаки. – Он ударил правым кулаком себя в грудь, а затем поднял вверх открытую ладонь – видимо, в знак миролюбия – и продолжил: – Я приглашаю русского вождя в свой вигвам для дружеской беседы. Остальные его люди со всем дружелюбием будут приняты в жилищах моего народа.
– Я с великим почтением и благодарностью принимаю твое приглашение, – слегка поклонился Булыгин, – и прошу разрешить сопровождать меня моему помощнику Тимофею, – он показал на Тараканова, – и моему переводчику.
Сын вождя наклонился к уху отца и что-то сказал, старик кивнул.
– Ты можешь взять с собой кого пожелаешь. Жду тебя перед заходом солнца. – Вождь величаво удалился в сопровождении свиты.
– Ну, кажется, договорились, – сказал Николай Исакович Тараканову и не удержался от усмешки: – Выходит, и я что-то могу.
– Могешь, Исакыч. – Голос Тимофея был спокоен, однако Булыгину почудилась ответная усмешка, и он царапнул помощника колючим взглядом. Но тот добавил: – Токо держись сторожко – не попасть бы из огня да в полымя.
Николай Исакович, обернувшись, громко сообщил команде, кучковавшейся в нескольких шагах позади:
– Нас принимают как друзей. Ведите себя прилично и скромно.
Команда зашевелилась, загомонила.
– Мотри-ка, – сказал Прохор Жиляков Фильке Котельникову, – сколь квилеуты их людишек побили, а им хоть бы хны.
– Им ндрав не позволят хныкать перед чужими, – возразил Парфен Кулаков. – Их скво поплачут от глаз подале.
Тем временем индейцы потянули новых друзей к своим хижинам.
– Лучшей было б вместях держаться, – озаботился Тараканов. – Мы знаем, ли чё ли, чё они от нас за дружбу потребуют.
– Чего бы ни потребовали – отдадим все, что имеем, – откликнулся Булыгин.
– Так у нас, окромя ружей, ничё и нету.
– Значит, отдадим ружья.
– Ты рехнулся, Исакыч! Баранов настрого запретил давать индейцам огнестрел.
– Послушай, ты, мужик! Я – начальник, и я решаю, что делать, – прошипел Булыгин и оглянулся на команду. – Ты что, хочешь, чтобы мы от холода и голода Богу душу отдали?
– Ничё такое я не хочу, – угрюмо сказал Тараканов. – А токо без ружей мы не друзьями, а пленными будем. А то и рабами. Небось слыхал, что индейцы пленных рабами делают? А чё с Петровной твоей будет? Отдаст ее вождь кому-нито в жены таку красулю. Вона Маковаян глаз на нее положил…
Анна Петровна в испуге прижалась к мужу – тот погладил ее по плечу.
– Никому тебя не отдам. Жизнь положу, а не отдам. Но сердцем чую: все будет хорошо. Мы им очень нужны.
– Мне
