входили в страшную дверь другие. На искаженных лицах читалась их судьба.
Зайдя к Витте после общего приема, я воскликнул:
– Сергей Юльевич, кабинет ваш залит кровью…
– Что поделаешь. Государь приказал очистить авгиевы конюшни.
– Без жалости?..
Не отвечая, он мерил кабинет своими характерными шагами. Глаза его уже потухли, чело морщилось новыми мыслями.
– Вот что: в железнодорожном деле у меня комар носа не подточит… А вот шоссейно-водяное – загадка. Знаю лишь, что там царствует произвол и взятка… Загнивший омут… Поезжайте и осветите его! Дайте материал, чтобы можно было из пушки пальнуть. Но не по воробьям… Я доложил уже о вас государю…
– Смилуйтесь! Ведь вы меня на смертоубийство посылаете.
– Знаю… Но у меня никого нет.
– Куда же ехать?
– Куда хотите. Составьте сами маршрут… В вашем распоряжении пароход, поезд… Ну, словом, действуйте. А мне некогда. Прощайте!
– Но… вы будете милостивы?
Витте взглянул на меня с слегка презрительной усмешкой. Глаза его сверкнули.
– Я разворочу осиное гнездо…
Через четыре месяца я возвратился с Днепра, а Витте – с Волги. Он вызвался ехать туда «на холеру». Это было дело министра внутренних дел. Но Дурново струсил. Для Витте же это был жест. И он решился на него так же быстро, как на все, когда нужно было. Например: тотчас же после его назначения в Петербург приехала иностранная делегация железнодорожников. Явилась к нему. Витте не знал ни одного иностранного языка[88]. Беседовали через переводчика. Через неделю он устроил для гостей блестящий раут с ужином. И за ужином произнес речь… по-французски.
Во дворце кн<язя> Юсупова были чудные комнаты и старинная мебель empire. Витте ничего в ней не понимал и велел две комнаты – кабинет и спальню – очистить от нее. Застав его в огромном кабинете с вульгарными турецкими коврами и диванами, я удивленно оглядывался.
– А где же empire?
– Черт с ним. От него холодом веет…
Схватился за живот.
– Да я кажется того… Заразился.
Схватка прошла, и лицо его просветлело.
– Ну, доклад вы мне подадите после… А теперь хочу вас удивить: прежде всего – женюсь. Затем – меня прочат в министры финансов…
Лукавая усмешка кривила его мокрый рот.
– На Лисаневич?
– Само собою…
– Государь разрешил?
– Его величество сказал: женитесь хоть на козе…
– А развод?
– Приказано в три дня покончить…
Чтобы не показать всего скорбного удивления, я перешел к другой теме.
– Разве Вышнеградский уходит?
– Его уходят…
Он опять схватился
И. И. Колышко преувеличивает: С. Ю. Витте владел, но посредственно, французским языком. Других он действительно не знал.
