работе, которую даже я, временно наемный работник, испытывал, навсегда пропала из коллектива. Все случайные теперь люди, попадавшие в Бараново, были ленивы и вороваты. Между ними и председателем шла жестокая и упорная борьба: кто кого – хозяйство сэкономит на их зарплате или они разорят его воровством? Из всех многочисленных промыслов, затеваемых прежде в «Альтернативе», теперь только свинарник давал маломальский доход. Земледельческие опыты совместного посева на одном участке и разносроковой уборки зерновых и бобовых (то есть опытная работа) давно прекратились. Виталий Петрович теперь уже не писал статьи и не отсылал их в научные журналы. Он и в стремлении все переделать под считаемый лучшим образец давно поостыл, отдавшись на волю естественного порядка вещей. Потому как видел и понимал, что при величайшем напряжении сил с его стороны результат получался все хуже и хуже – урожайность падала, скудела земля, ломалась техника (иногда умышленно) … Главное же – уходили физические силы самого председателя: разум и тело просили покоя.
В сущности, в чем состояла борьба? Он хотел получать больше продукции меньшими затратами. А наемные работники «Альтернативы» хотели больше получать зарплаты и меньше работать. Прослышав, что китайцы отменные трудяги, председатель поселил в Бараново несколько семей из Поднебесной, приставил к свиньям – вот свинарник и давал кооперативу немного прибыли.
В полеводстве работали местные механизаторы, и техника сыпалась не только потому что вышел ей срок, но и потому, что не было должного ухода. Это делалось не из-за того, что кто-то нарочно желал председателю зла, просто людям не хотелось работать – тоже фактор немаловажный.
Уже давно Реутов видел, что лодка его течет, но не искал течи, может быть нарочно обманывая себя. Какое-то время… Но и оно миновало. Теперь он уже не мог себя обманывать. Тот научно-производственный кооператив, который он затеял и однажды привел к расцвету, теперь прозябал в упадке вместе со всей страной – и он ничего не мог с этим сделать.
Он был бы рад теперь от всего отвязаться, но куда деваться – хозяйство хоть и убыточное стоило немало: и техника, и дома, и ангары-мастерские-погреба… свинарник, овчарня… лошади, бычки, верблюды…
Воспоминания и разговоры о давно ушедших днях служили Виталию Петровичу лучшим утешением. Он перечитывал свою статью в старой газете, а тут я…
– Чай будешь? – предложил хозяин кабинета.
– Да, пожалуйста.
Не за чаем я узнал теперешнее положение «Альтернативы», а из прежних разговоров со знакомыми. Реутов мне теперь говорил, что, как институт прапоров растащил всю советскую армию, так сейчас новоявленные фермеры:
– … не сеют, не пашут, а только берут без отдачи кредиты и все тащат и тащат, что было советского по соседству.
Фермерское движение кончится – пророчил Виталий Петрович – когда все хозяйства напрочь растащат.
Несмотря на упадническое состояние
