о многом нужно поговорить. И пейте чай, не нужно меня стесняться.
– Спасибо, товарищ Сталин. – Отхлебнув из стакана, Сергей раскрыл папку, быстро проглядев первый по счету машинописный лист. Как он и предполагал, внутри находилась краткая хронология будущих сражений Великой Отечественной, достаточно грамотно разбитая по месяцам и датам. Что ж, стоит признать, те, кто сводил воедино разрозненные данные, постарались на славу. А в том, что оные данные оказались именно разрозненными, Кобрин ничуть не сомневался: как ни крути, человеческий мозг – самая сложная штука во Вселенной. И поэтому любой из его бывших реципиентов практически наверняка интерпретировал оставшуюся в памяти информацию по собственному разумению, преломляя ее сквозь призму своей личности, воспоминаний, образования, опыта – и так далее.
Никаких особых сложностей в просьбе Вождя Сергей не усматривал: заметив какую-то неточность, он мог просто вызвать в памяти нужный пласт соответствующего инфопакета, благо после выполнения очередного задания в прошлом никто не «стирал» их из памяти слушателей Академии. Поэтому, просмотрев две первые страницы, посвященные событиям осенней кампании (по понятной причине, сейчас эти сведения уже утратили актуальность), он и попросил карандаш:
– Товарищ Сталин, разрешите что-нибудь пишущее? Карандаш, например, желательно цветной.
– Пожалуйста, товарищ Кобрин. – Ничуть не удивившись, Иосиф Виссарионович протянул ему требуемое. – Красный подойдет? Хорошо. Нашли какую-то ошибку?
– Не ошибку – скорее, неточность… – автоматически ответил Сергей. – Я могу писать на полях?
– Пишите, где вам удобно, Сергей Викторович, – хмыкнул тот. – Хоть на полях, хоть между строк. Я специально попросил ответственных товарищей не печатать слишком убористо. Или возьмите чистую бумагу, она на вашем столе.
– Благодарю.
Кобрин справился быстро, меньше чем за полчаса. Ему никто не мешал – все это время в кабинете царило молчание. Допив чай, Сталин неторопливо набил и раскурил трубку; наркомвнудел и Зыкин просто сидели, первый – расслабленно, посверкивая стеклами знаменитого пенсне, второй – напряженно, словно шпагу проглотил.
Закрыв обложку, Сергей аккуратно пристроил папку на краешке сталинского стола:
– Пожалуй, все, Иосиф Виссарионович.
– И какие ваши впечатления? – отставив в сторону опустевший стакан, тот чуть наклонил голову, с искренним любопытством разглядывая собеседника. – Сотрудники товарища Берии (наркомвнудел при этих словах ощутимо напрягся) ни в чем не ошиблись, все верно изложили?
– Абсолютно верно, товарищ Сталин! – Кобрин так и не определился для себя, как именно следует обращаться к хозяину кабинета, и потому использовал и имя-отчество, и нейтральное «товарищ Сталин». Судя по всему, Вождя это тоже не особо интересовало. – А мои комментарии? Я не столько исправлял неточности, сколько кратко излагал свое видение дальнейших событий. История уже изменилась, значит,
