черт он мне сдался?
– Вот те раз! Вчера требовали – нынче отпираетесь!
– А-а… Это который заставил молиться коров и баранов? – хохотнул герцог. – Веселая песенка. Валяй прямо с того места.
И Том запел:
Волк нагло множил свои грехи,
ославясь на целый свет.
И вот разгневались пастухи
и стали держать совет.
Они решили: «Свершится месть!
Нахальный бандит умрет!
Мы так всем скопом не можем есть,
как он в одиночку жрет!»
Стрелки сбежались из разных сел
под гулкий собачий лай.
И даже старый хромой осел
натужно ревел: хватай!
Семь тысяч стрел по кустам послав,
взъярились стрелки вконец.
Устроили сто пятьдесят облав,
а волк все таскал овец.
Стрелки с полгода взметали пыль,
обедая по часам.
Кишки бараньи – сто двадцать миль —
достались их верным псам.
И хоть бы вышел от ловли толк!
Жирели себе зато
охотники, псы, пастухи и волк,
и черт его знает кто.
Внезапно раздался грохот опрокидываемых прилавков и бьющейся посуды. Послышались испуганные вопли, перемешанные с площадной руганью. Четверо всадников, остервенело орудуя хлыстами, напролом пробирались к господам Арп.
– Эй, Ричард! – заорал сиплым голосом одноглазый усач на гнедой кобыле. – Как поживаешь, скотина?!
Арп-старший выронил надкушенный пирожок.
– Ну-ну. Полегче, Дайсон… полегче, – забормотал он, пытаясь сохранить достоинство.
– Я те дам полегче! – Одноглазый показал ему жилистый кулак. – Когда вернешь долг, говори!
– Что с ним толковать, Мак? Врежь ему в морду, посоветовал румяный юнец, качающийся в седле.
Другие двое одобрительно мотнули головами. Все четверо были заметно пьяны.
Хватаясь за меч, Гай Арп закричал:
– Прикусите языки, наглецы! Вы превышаете нас числом, но не храбростью!
«Наглецы» гомерически захохотали.
– Как-как, птенчик?! – покатывался одноглазый. – Повтори-ка еще разок, и я подарю тебе мои старые штаны!
– Заткните глотки, черт бы вас драл! – потеряв терпение, гаркнул герцог. – Я желаю слушать про волка, а не вашу дурацкую перебранку! Продолжай, глимен!
Однако Том продолжать вовсе не собирался и опять подумал, что большей дубины, чем этот рыжий, ему встречать не доводилось. Похоже, разумней всего сейчас было уносить ноги. Но проклятое любопытство не пускало.
– Это что за гусь? – Одноглазый кивнул в сторону герцога. – Будешь мне указывать, мальчонка, оторву нос и к пупку приставлю!
Герцог, казалось, лишился дара речи. Изумленно приподняв брови, он дернул поводья и молча поехал на обидчика. А тот, ни мало не смущаясь, снял шляпу и принялся ею обмахиваться.
