в общем, так и случилось. Правда это так случилось, что вся заслуга в том, что Неимовер был разгадан, полностью принадлежала самому Неимоверу – он засопел и тем самым себя выдал. Вот такой он есть, не сдержанный, сопливый человек.
И Алекс с Секундом крайне удивлённые таким ловким переходом из общего на частное, то есть на личности, уже начинают задумываться над правдоподобностью увиденного – а не есть ли то, что они видят, всего лишь игра на публику? И Неимовер с одной из актрис, всего лишь разыгрывают одну из сцен будущей пьесы. Где главное лицо, рогоносец-муж, хоть и поймал свою супругу с поличным, в объятиях любовника, – теперь становится понятно, кем был тот толкнувший Алекса наглый тип, – но она настолько ловка и умела в своих отговорках, что рогоносец-муж в очередной раз посрамлён и вынужден извинятся за то, что оскорбил её своим подозрением. Ведь его верная себе супруга, вынуждена мириться с его вечным сопением, из-за которого она и спать по ночам не может, и только поэтому отсыпается днём.
– А теперь поцелуй ручку. – Так и быть, прощает этого конченного подлеца Неимовера та, кто там стоит за дверьми, и в знак примирения протягивает ему ручку для поцелуя. Которая появляется из-за дверей и Алекс с Секундом вынуждены признать полную правоту обладательницы этой изящной ручки насчёт подлеца Неимовера, которому ещё подают и разрешают прикоснуться своим губошлёпами к такой ручке. И кто он после этого, как не подлец.
– Тьфу, смотреть противно. – Не сдержался Алекс, так выразительно высказавшись. И не трудно догадаться о том, чтобы ещё такого сплюнул в душе Алекс, не окажись на пути его взгляда эта приоткрытая дверь, за которую зашёл Неимовер, позванный в примирительных целях всё той же изящной ручкой. И хорошо что Секунд догадался не высказывать Алексу вслух свои догадки по поводу того, как там происходит это примирение, а иначе бы Алекса стошнило.
Между тем примирение там за дверью ничего не имело общего с тем, что себе могли надумать натуры романтического склада ума, которым всегда во всём видятся поцелуи и обнимания. Ведь здесь всё-таки примерялись люди в годах и серьёзные, и для них все эти чувствительные сопли ни к чему, а для того чтобы им примирится между собой, а с лысой действительностью на голове кое у кого они уже смирились, то им нужно во всех смыслах этого слова, обставить друг друга важными условиями дальнейшего поведения, от которых каждый из них, кто обязательно (кого обставляют этими условиями), а кто по возможности (тот, кто обставляет условия примирения, и не надо объяснять кто это) с этого момента не отойдёт ни на шаг.
Ну, а как только примирение скреплено новым позволением приложиться к этой изящной ручке, этими всё под себя, в том числе и маленькие волоски на руке, загребущими губошлёпами Неимовера, то куда это он ещё собрался лезть рукой, такой прыткий. – А ты, дорогой, не забыл о том, к чему привела твоя подозрительность? –
