о февральской аварии. Его семья пережила ее, отделавшись царапинами и ушибами.
Завибрировал мобильник. Костя достал его, приложил к уху, содрогнулся: холодный.
– Да, мам?
– Не забудь забрать сестру с кружка, – сказала она, – и музыкальную школу не вздумай пропускать. Я слышала от твоего учителя, что ты притворялся больным. Твой отец не просто так оплачивает обучение. Это инвестиции в твое будущее.
Она говорила и говорила, а Костя брел по улице, пиная осенние листья. Его будущее на самом деле не заботило родителей. Они хотели хвастаться перед всеми, что их сын – знаменитый скрипач, собирающий огромные концертные залы. И не хотели слышать ничего, что могло бы разрушить их идеальный миф.
– Хорошо. Во сколько у нее кончаются занятия?
– У тебя есть два часа.
– Но через тридцать минут начало урока в музыкальной школе…
– Тебе хватит времени, чтобы доехать до нее. Возьми такси, не садись в автобус. Там слишком много заразы.
Она повесила трубку. Костя принюхался: от местной забегаловки сильно пахло жареным маслом. Между уроками он не успевал поесть: ходил в музыкальную школу, забирал младшую сестру с танцев, уроков рисования и других кружков. Мама меняла их для дочери чуть ли не каждый месяц. Порой Левицкий задумывался, почему Алёну родители любят сильнее, чем его. Ответ был прост: девочек всегда любят больше.
Учителя хвалили Костю за пунктуальность, за сдержанность и хорошие оценки, тогда как сам он едва успевал сводить концы с концами. После учебы в школе он уставал так, что не хотел ничего делать, но обстоятельства и давление со стороны родителей вынуждали его бороться с самим собой.
– Константин, – Мария Дмитриевна приветствовала его кивком, – выучил этюды?
Он кивнул, доставая скрипку.
– Хорошо, тогда играй.
Он взял смычок и заиграл выученные ноты. Начало всегда давалось легко: он не разгонялся, но не медлил. Потом темп ускорялся, и Костя входил в раж, отбивая смычком по струнам с силой для усиления звука.
– Стоп! – Мария Дмитриевна хлопнула в ладоши. У него от этого зазвенело в ушах. – Фальшивишь. Сначала.
Левицкий занимался у самого высокооплачиваемого педагога. Она была предельно строга и злилась, когда он ошибался более одного раза. Она кричала на него, хлопала по рукам, тыкала нотами в лицо. Всячески выходила из себя, как и положено творческому человеку.
Костя повредил руку в аварии. После операции он долго и мучительно разрабатывал ее, едва мог сжать смычок, часто ронял его во время игры на скрипке. Врач сказал, что повреждение серьезное и ему лучше прекратить заниматься музыкой. Родители были уверены в обратном. Любые жалобы Кости на боль в руке приводили мать в ярость. Она указывала на обезболивающее и заставляла его пить. Говорила, что «ее сын не может разрушить великолепную карьеру скрипача из-за каких-то надуманных болей». Отец же поддерживал ее, не вмешиваясь в семейную политику.
Спустя
