в госбанк. И всё было бы прекрасно, не наткнись она во «Дворянском земельном банке» на ценности семьи Карновских. Собственно ценностей было немного: некоторое количество золотых монет и «барская цацка», как мысленно обозвала Булкина ювелирный шедевр неизвестного мастера. Сначала она аккуратно всё переписала, вложила опись в соответствующую коробку и уже готовилась наложить сургучную печать, но вместо этого снова её открыла. На дне большой коробки лежал небольшой футлярчик, к этому футлярчику и потянулись, как бы сами собой, руки Татьяны Ивановны. Манила её «цацка», хоть убей. Первый раз в жизни честность и принципиальность Булкиной потерпели фиаско. Она быстро схватила брошь, сунула её за пазуху, бросила футляр в коробку и захлопнула крышку. Сдав дела куда следует, она (время было уже позднее, тёмное) отправилась домой, придерживая у груди свой трофей и не зная, что не суждено ей будет донести до дома вожделенный предмет.
Случилось это на Зверинской улице, недалеко от входа в Зоологический сад. Татьяне Ивановне даже показалось вначале, что именно оттуда и выскочили огромные жуткие фигуры в саванах. Всё произошло очень быстро. Фигуры налетели, схватили за грудки, кто-то рванул пальто, что-то треснуло, женщина почувствовала, что падает и увидела только, как «страхолюдины», высоко подпрыгивая, почти мгновенно скрылись за ближайшим углом. Какое-то время она лежала на пустынной улице, боясь пошевелиться, потом с трудом поднялась. Голова кружилась, болели правый бок и плечо. Пальто было разорвано, но осталось на ней, исчезла только чужая брошь.
– Так мне и надо, – с тоской подумала несчастная. – Клин клином вышибается, вор вором губится, – вспомнилась ей старая поговорка. – Но какая ж цацка была, ах какая… «Попрыгунчики» проклятые, а поди ж, от греха уберегли. Вот оно как…
Потом, много позднее после происшествия Булкина вспомнила, что не заменила в коробке опись. Но, то ли ей повезло, то ли брошь, и правда, была заговорённая, никто пропажи не хватился, а сама Булкина осталась жить, мучимая совестью до конца своих дней, поскольку в основе всё-таки была порядочным человеком, просто измученным бедностью и личной неустроенностью. Единственный раз пожалела она, вопреки укорам совести, что драгоценность у неё украли – блокадной зимой сорок первого, когда на такую вещь можно было выменять хоть немного еды. Голодный разум рисовал перед ней картину, как она вдруг, просто на улице или нет, на развалинах разбомблённого дома, находит «цацку». Не крадёт, потому что нет у «цацки» никакого хозяина, а просто подбирает её с земли и продаёт тут же кому-нибудь, не важно кому, кто купит, а полученные деньги тратит на хлеб, настоящий, белый, и картошку, и… Но это была лишь минутная слабость страдающей женщины. Блокаду она пережила и скончалась в возрасте шестидесяти восьми лет восьмого мая сорок пятого года.
* * *
Пока товарищ Булкина приходила в себя на Зверинской улице, напавший на неё «попрыгунчик», она же Сонька Горелая, избавившись от камуфляжа, в укромном месте разглядывала добычу.
– Не, сейчас её
