и поощрять более бесстыдное дело – насилие над избирателем. Этим он увеличил озлобление против себя. Размеров этого насилия не нужно преувеличивать… Вмешательство в выборы старались скрывать. Но и население к нему было чрезмерно чувствительно. Малейшая подобная попытка его оскорбляла и оно уже жаловалось на давление там, где его, в сущности, не было. Так, когда по предложению министра внутренних дел Сенат дал толкование некоторым статьям выборного закона, это обогатило наш язык ироническим термином «разъяснение». Так стали называть всякое «нарушение права»121.
Октябрист В.В. Бартенев утверждал, что «октябристы и кадеты совсем перестали собираться летом 1906 г., особенно с осени; продолжали или, вернее, начали собираться одни левые. Собрания происходили вполне конспиративно, и полиция о них ничего не знала… Движение уходило в подполье, но, кроме того… оно распространилось шире в глубине простонародья, которое становилось все более оппозиционным. Полицейский надзор там был не действителен: глухо бродившие глубины народных масс выражали свои оппозиционные и демократические чувства словами, не поддающимися начальственному уловлению, именно потому, что слова-то эти «обывательские», а не «политические». Среди крестьян тоже совершался какой-то перелом: вера в прежние авторитеты сильно поколебалась. Сплошь и рядом приходилось слушать разговоры, радикализм которых просто поражал»122.
По мнению социалиста-революционера С.С. Кондурушкина, период между I и II Думами сильно изменил обстановку: «Теперь всюду разговоры на общие политические темы. Явный признак, что страна начала жить общею жизнью. Всюду политика и политика. Проснувшаяся, но еще слепая политическая мысль русского народа беспомощно ползает, стараясь ухватиться за что-нибудь определенное, устойчивое и радостно крикнуть: «Стойте, вот дорога, вот опора!» Разговоры и обобщения близоруки и наивны. Каждый обыватель до сих пор жил интересами своего маленького мирка: земский начальник, полицеймейстер, губернатор, ближайшее начальство – вот те столпы, которые заслоняли собой весь свет. А теперь вдруг горизонты расширились, открылась какая-то политическая даль, и прежние мерки жизни стали непригодными»123.
В результате II Государственная дума оказалась «левее» первой. Из 518 депутатов Думы 223 принадлежали к левым партиям и группам (66 социал-демократов, 37 эсеров, 16 народных социалистов и 104 трудовика), 99 мест имели кадеты, 44 – октябристы, 10 – крайне правые, кроме того, было несколько партий «разных союзов»: польское коло – 47, мусульман – 31, казаков – 17124. Первое заседание Думы состоялось 20 февраля 1907 г. Председателем ее был избран земский деятель, кадет Ф.А. Головин. Однако, несмотря на то, что II Дума была более «левой», чем первая, действовала она осторожнее. Так, по сравнению с I Думой кадеты несколько урезали свои программные требования и прекратили «злоупотреблять» запросами в адрес исполнительной власти, хотя они и не
Маклаков В.А. II Государственная Дума (Воспоминания современника). Париж, (без года издания). 55–57.
Бартенев В.В. Опочецкие воспоминания о графе П.А. Гейдене (Эпизод из истории освободительного движения в глухой провинции) // Русская мысль. 1907. Кн. XII. С. 51–53.
Кондурушкин С.С. На выборах // Русское богатство. 1907. № 3. С. 84–85.
Боиович М.М. Члены Государственной Думы (Портреты и биографии). Второй созыв 1907–1912 гг. М.: Тип. Товарищества И.Д. Сытина, 1907. С. XXV.
