с Полом удивленно посмотрели на нее. Парвин редко отпускала шутки. Она была хорошей английско-бангладешской девочкой. Ну, как я понимала. Она так мало говорила, что, вынуждена признать, я понятия не имела, какая она на самом деле. В свободное время она вполне могла быть буйной наркозависимой нимфоманкой. Но она приходила в больницу, усердно трудилась, отклоняла все приглашения на корпоративные мероприятия и каждый день уходила домой ровно в шесть. У меня было неясное чувство, что она живет с родителями, но если бы на меня надавили, призналась бы, что оно было вызвано чудовищным стереотипом.
Парвин кивнула, уголки рта чуть приподнялись в неясной улыбке.
– Да, ты уж поосторожней. А то будешь плохо себя вести, заявится и задаст тебе порку, – она подняла брови, как бы намекая, и я чуть не свалилась со стула. Пол расхохотался.
– Фу, как грязно! – с одобрением заметил он, отсмеявшись, и вернулся к работе.
Вот что нужно понимать: нельзя основываться на своих представлениях о людях. Они меняются. Они отказываются следовать правилам. Я вновь повернулась к изображениям на МРТ, стала рассматривать неестественно белую область. Она была мертвой, да, но тем понятнее для меня. Я всегда любила конкретику. Правое или левое. Да или нет. Те школьные предметы, что требовали обсуждений и интерпретаций, были для меня настоящим проклятием, и никто из учителей не удивился, когда я выбрала науку. После того как я защитила диссертацию, меня убедили остаться здесь, чтобы всю оставшуюся жизнь заниматься научными исследованиями, но у меня было и другое желание. Помогать. Чувствовать себя полезной.
Нет, это неправда. Я нажала на иконку, чтобы открыть новую медкарту. Я хотела быть хорошей. Налаживать баланс. Если вас спрашивают, чем вы занимаетесь, а вы отвечаете, что вы врач, помогающий диагностировать и лечить рак, вам нужно быть хорошим. Нужно.
После работы я отказалась от вялого предложения выпить и сразу поехала домой. Я действовала на автопилоте, и сторонний наблюдатель не увидел бы ни одной причины полагать, будто бы я не готовлюсь к предстоящему свиданию. Вплоть до последнего момента, когда я уже должна была выходить. Но я не вышла. Я села на диван и сбросила туфли.
Отчасти мне хотелось включить телевизор, выпить вина и сделать вид, что ничего не происходит, порвать с Марком путем бездействия, а не действия, но остатки силы духа были во мне еще живы. Я представила, как он сидит один в ресторане, вспомнила, как однажды бросила мужчину, просто уехав из города посреди ночи. Я знала, что не люблю Марка, но он был добр ко мне и не заслужил такого. Посмотрев на часы, я поняла, что уже поздно и что он наверняка уже в пути. Нажав кнопку вызова, я скрестила пальцы и стала ждать ответа.
– Ты опаздываешь? Ничего страшного, я пока схожу в бар и чего-нибудь выпью.
Его голос был таким счастливым, таким уверенным, а я собиралась все разрушить. Вернее, я знала, что все разрушено, но он-то не знал. Я ненавидела себя. Я ненавидела все это.
– Я не приеду, – лживые слова о том, что я плохо
