какого-нибудь придворного недостаточно почтителен, как он тут же усматривал в этом интриги, заговор и обрушивал на голову виновного самые суровые кары. (В отличие от других вспыльчивых людей, Павел после вспышки гнева не смягчался, а, напротив, считал назначенное наказание недостаточным и часто усиливал его: заменял приказ удалиться от двора распоряжением никогда больше здесь не появляться, ссылку в деревню – на ссылку в Сибирь и т. д.) Царю снова стало казаться, что его сыновья, и в первую очередь Александр, недостаточно преданы ему.
При таких обстоятельствах точное и неукоснительное исполнение наследником своих многочисленных служебных обязанностей сделалось в глазах Павла показателем его лояльности. В первую очередь это касалось военной службы. Неопытный и слабовольный Александр, к тому же близорукий и глуховатый, не мог, конечно, в одиночку справиться со сложными требованиями новых уставов; ему был необходим знающий, дельный помощник. И он легко нашел его. Таким советником и оберегателем Александра стал Аракчеев. По настоятельной просьбе наследника он с готовностью муштровал «хорошенько» вверенные Александру войска и не оставлял его своими советами. Вся их переписка этих лет свидетельствует об этом.
Александр – А.А. Аракчееву:
«Я получил бездну дел, из которых те, на которые я не знаю, какие делать решения, к тебе посылаю, почитая лучше спросить хорошего совета, нежели наделать вздору». – «Прости мне, друг мой, что я тебя беспокою, но я молод, и мне нужны весьма еще советы, итак я надеюсь, что ты ими меня не оставишь». – «Смотри, ради Бога, за семеновскими».
Малейшее нездоровье Аракчеева вызывало со стороны Александра бурные, хотя и не совсем бескорыстные излияния: «Друг мой, Алексей Андреевич, искренне сожалею, что ты нездоров, а особливо, что ты кровью харкал. Ради Бога, побереги себя, если не для себя, то, по крайней мере, для меня. Мне отменно приятно видеть твои расположения ко мне. Я думаю, что ты не сомневаешься в моем и знаешь, сколько я тебя люблю чистосердечно»; при каждой разлуке цесаревич «с отменным нетерпением» ожидал встречи: «Мне всегда грустно без тебя».
Все же и помощь многоопытного служаки не всегда спасала его от отцовского гнева. В одном письме 1797 года Александр доверительно сообщил Аракчееву, что думает об отставке. В другом письме он откровенно признается ему в своих мучениях: «Завтра у нас маневры. Бог, знает, как пойдет. Я сомневаюсь, чтобы хорошо было. Я хромой. В проклятой фальшивой тревоге помял опять ту ногу, которая была уже помята в Москве и только что могу на лошади сидеть, а ходить способу нет; итак, я с постели на лошадь, а с лошади на постель».
Так начиналась и крепла эта странная дружба. В 1820 году Александр имел полное право написать Аракчееву: «Двадцать пять лет могли тебе доказать искреннюю мою привязанность к тебе, и что я не переменчив». Следует помнить, что великий князь сошелся с гатчинским капралом в период его жесточайших
