новинкой, ни силой, побуждающей нас к взаимному уничтожению.
Для этого нам необходим баланс между мощью экстатического единения с рунами и безопасностью научного анализа. Я считаю, что отличный пример этого – подход Фрейи.
Я мало знаю о мифологии, истории и рунах, поэтому не могу поручиться за точность приведенных Фрейей данных. Но она того и хотела: читатель должен проверить все, что содержится в этой книге, на собственном опыте. Здесь есть достойная уважения честность: Фрейя не делает вид, что она «наследница древней традиции» или «посвященная тайного братства»; эта книга – труд человека, который изучал источники и сделал руны частью своей жизни.
Пусть эта книга принесет радость вашему духу; а если вы с чем-нибудь не согласитесь – так и отлично! Я знаю, что Фрейя обожает противоречия – а живая традиция не может быть неизменной.
Лайонел Снелл
Вступление
История моего пути к рунам – или, вернее, их пути ко мне – началась в моем раннем детстве в Голландии. Лет с четырех я смутно осознавала присутствие в своей жизни того, что позже назвала магическими силами. Одно из первых таких ощущений я испытала, когда бежала по улице, распахнув руки с зажатыми в них краями плаща, чтобы он поймал ветер и я могла взлететь. Многие дети так делают, но я тогда подумала, что это очень странно, что я не могу оторваться от земли. Тело казалось очень тяжелым, и я поняла, что когда-то у меня было другое тело, умеющее летать. Я часто знала – или, вернее, предчувствовала – грядущие события; обычно это были мелочи, ничего такого впечатляющего, как чья-нибудь смерть. Тем не менее во мне было что-то, из-за чего я отличалась от других. Мои родители чувствовали это и пытались это из меня выбить. Старшие братья также били и дразнили меня – пока в мои четыре года не вмешалось государство и не взяло меня под опеку. С того дня я почти все время жила у тети, которая иногда передавала меня своим родителям, а те – моим.
Когда мне исполнилось десять, я была настолько эмоционально травмирована, что меня признали неадаптированной социально, и с тех пор до девятнадцати лет я жила в различных детских домах. Последний детский дом оказался жестоким местом. Девять лет меня сажали в изоляторы, оглушали такими лекарствами, как ларгактил, меня наставляли некомпетентные социальные работники и часто били – а с возрастом я и сама научилась бить других! Когда меня выпустили, я была хорошо знакома с темной стороной жизни и была убежденной анархисткой без какого-либо образования. Я умела читать и писать, и это все, что мне было нужно, чтобы начать жить самостоятельно. (Сейчас, в 1998 году, мне сорок восемь, и я понимаю, что это было равносильно воспитанию воина и необходимо мне, чтобы выполнить свой вирд.) К счастью, я всегда была способна видеть происходящее с точки зрения невовлеченного наблюдателя – свойство, которое я считаю одним из своих важнейших преимуществ. Я никогда не теряла связи с иными силами и всегда чувствовала,
