свое право жениться в семьдесят пять лет», – подумала я, глядя на белую, как мел, Марию Данваль и понимая, что не ударить в грязь лицом перед Францией не получится: в своих расчетах я не учла Дедов характер.
Как бы наш престарелый жених не выкинул еще какой-нибудь фортель! В последнее время он, на мой взгляд, всё стремительнее соскальзывает в пропасть старческого маразма…
Как в воду глядела!
– И еще, – снова глянув прямо на меня, добавил старик, – Лидочка станет не только моей женой, но и единственной наследницей.
При этих словах Лидочка обвела нас всех торжествующим взглядом.
***
Никто из гостей, как мне показалось, и ухом не повел на такое заявление генерала, но для меня новость о том, что наследницей будет Лидочка, прозвучала словно гром среди ясного неба. Дождавшись окончания ужина, который затянулся до десяти вечера, и проследив за уборкой в столовой, я кинулась в спальню старика выяснять отношения – не буду же я делать это при гостях! Это наши с Дедом дела.
Когда я вошла в комнату, старик, уже переодетый в теплый халат, сидел в кресле, а его тощие ноги были по щиколотку погружены в тазик с водой. Лидочка тоже облачилась в халатик, причем не менее откровенный, чем платье, которые мы все сегодня созерцали. Она неспешно расчесывала перед трельяжем свои волосы плебейского, на мой взгляд, цвета «красное дерево», достойного лишь продавщицы деревенского сельмага.
Черепашьи веки Деда были блаженно полуприкрыты, но, едва я вошла, он зыркнул из-под них на меня на удивление острым взглядом, а потом вовсе закрыл глаза и капризно произнес:
– Че-то продуло меня, Елена. Ты в столовой завтра окна так не распахивай. Не хватало еще на свой юбилей в соплях как в шелках расхаживать.
Вот ведь паразит старый! Он тут мне еще зубы будет заговаривать пытаться!
Я повернулась к Лидочке и коротко приказала:
– Выйди.
Однако та высокомерно посмотрела на меня и процедила:
– Я вам не прислуга какая, чтобы меня отсылать. Я невеста Федора Семеновича. Теперь все, что касается его, касается и меня.
А Дед важно кивнул: да, мол, так и есть.
Я едва не обалдела от такой наглости. Ах, вон как! Придется напомнить, кто тут главный.
Разглядывая свои ногти, я скучающим тоном произнесла:
– Ну, Дед, раз ты хочешь, чтобы Лидочка была в курсе всех твоих дел, – слово «всех» я произнесла с многозначительным нажимом, – тогда, конечно, пусть она остается. Я как раз хотела поговорить о делах прошлых.
Слово «прошлых» я снова подчеркнула, и Дед, поняв намек и прошив меня злобным взглядом, недовольно рявкнул наглой молодухе:
– Пойди погуляй.
Лидочка оскорбленно фыркнула и вылетела из комнаты, хлопнув на прощание дверью.
Прежде чем начать разговор, я подошла к двери и резко распахнула ее. Так и есть! Не ожидавшая этого медсестра, пытающаяся
