выбежали именно отсюда. По свежим отпечаткам копыт скакали, забавно горбя спинки, два темно-зеленых тантула, смахивающие на ожившие ленточки мха. Выглядело это так, будто они за вепрями и гонятся, хотя пределом мечтаний (и возможностей!) маленького эдемского хищника был жирный заяц. Тантулы прошмыгнули между Женькиных ног, словно не заметив, что к ним приделан человек, и скрылись в кустах на склоне.
Лесник озадаченно замер и понял, что в балке ни черта не тихо. Шуршали кусты, все одновременно и в то же время разрозненно, не как под ветром. Шевелился мох, сквозь который мчалась наутек или к норам мелкая живность.
Именно так звучит панический ужас.
Да что там случилось-то?! Они эту балку подожгли, что ли?!
Женька плюнул на конспирацию и открыто побежал по тропе навстречу невидимому урагану.
Его эпицентром действительно оказался киборг – только вернулся за ним не браконьер, а сыроежки. Они кочевые, как саранча, и якобы совсем безмозглые, но лесник уже не раз убеждался, что вместе грибы обладают чем-то вроде коллективного разума – чем больше стая, тем умнее. Саранча тупо прет в одном направлении, выкашивая все на своем пути, а сыроежки запоминают места, где им удалось поживиться, и периодически туда наведываются. От них только одно спасение: драпать что есть мочи, благо адреналин способствует. Догнать бегущего человека сыроежки не способны и больше полукилометра его не преследуют, безнадежно отстают и останавливаются.
Женька примчался в самый разгар атаки: сыроежки сперва окружают жертву, потом на пробу прыгают на нее то с одной стороны, то с другой, а затем внезапно накатываются все разом. Киборг превратился в огромный колышущийся ком, из которого фонтаном летели красные брызги и ошметки, словно внутри работал нож блендера. Жуткое и завораживающее зрелище с, увы, предсказуемым финалом. Лесник впервые видел такую огромную стаю, ей даже та кабаниха была на один зуб, хотя, наверное, тоже отчаянно топтала и рвала облепившие ее грибы.
Наверное, Женька так и простоял бы столбом до самого конца, если бы в шуме схватки ему не померещился короткий затравленный вскрик. Скорей всего, натянутые нервы приняли за него звук, с которым рвалась очередная сыроежка, но это дошло до лесника гораздо позже – когда он опять все испортил.
Под разрядами станнера сыроежки слоями осыпа́лись с киборга, снова лезли, затягивая брешь, некоторые даже угрожающе заскакали к самому леснику, но поодиночке справиться с ними было несложно, достаточно хорошенько врезать тяжелым берцем, как по живому волейбольному мячу.
Последнюю сыроежку киборг убил сам и немедленно переключился на более актуального противника.
Звук был такой, словно к Женькиному лицу со всего размаху припечатали сочный, увесистый кусок мяса. Ощущения – тоже. Сила, с которой киборг запустил в лесника разорванной сыроежкой, опрокинула бы более хлипкого человека навзничь, а то и отправила в нокаут. Женька
