телевидение. Анатолий не разобрал, что за канал.
У него взяли интервью вместе с сидящей Никой на руках. Потом корреспондент напоила девочку минералкой.
– Напилась?
– Да, пап!
Телевизионщики стали снимать на видео трупы людей и животных, разбитые автомобили.
Анатолий пошёл с дочерью в сторону ото всего этого ужаса, туда, как ему казалось, где нет ужасающей действительности, в сторону от собирающейся толпы. Сели у дерева. Ушибленная голень и колено у него сильно болели, и он задрал джинсы на больной ноге – колено было синее.
– Папа, тебе больно?
– Совсем чуть-чуть, милая.
Прождали несколько часов. Время не ощущалось. Как будто застопорилось на месте.
Два вертолёта пролетели над головами. (Как потом узнал Анатолий – президент осматривал с высоты птичьего полёта место трагедии.)
Прошло ещё какое-то время. К ним подошли врачи, увезли на скорой помощи в больницу, в Анапу.
В кабинете у терапевта Ника пожаловалась, что у неё болит голова, она чуть не утонула вместе с папой.
Врач, женщина в возрасте, повернулась к Анатолию, сказала:
– У вашей дочери сильное сотрясение мозга и переохлаждение, – после обратилась к Нике: – Нечего придумывать, не было никакого наводнения, там было полметра воды, я всё видела по телевизору.
Ника растеряно посмотрела на отца:
– Папа, я же правду говорю, скажи доктору. Я не умею лгать.
Анатолий сказал:
– Дочь не врёт.
В ответ он услыхал:
– А вас кто ударил по голове?
Их выписали через два часа. Вечером Нику рвало, и у неё болела голова, но она мужественно говорила:
– Пап, у меня всё будет хорошо.
Анатолий же не мог собраться с мыслями. Усталость заполняла тело. Он подумал, где же правда? Или меня ударили по голове специально? Ладно – я! Дочь-то причём? Ведь её тоже ударили. И вдруг до него дошло, что есть вещи, с которыми бороться невозможно, – природные катаклизмы, к примеру. А есть ещё люди, попавшие в беду, – и создаётся такое впечатление, что кто-то борется с этими людьми… Для чего?
На этот вопрос он так и не смог ответить. Ибо в современной России ответа пока что нет.
Неосознанное наслаждение смертью
Мне было семнадцать лет.
Как сейчас помню, вечером, после учёбы я убегал из квартиры в укромное место, чтобы выкурить одну-две сигареты. Мать не одобряла вредную привычку, ругала; сама тоже курила, но оправдывалась, мол, бросит курить – сразу растолстеет. Она пока что не догадывалась, что я давно заядлый курильщик, лет с пятнадцати, считала, если и курю, то делаю это не часто, а значит, ничего страшного не происходит. Но для профилактики стоит меня отругать, или, по её мнению, вот так предупредить. Хотя в этом возрасте многие мои ровесники курили открыто, употребляли алкоголь и даже наркотики. Курили и пили открыто. А вот наркотики принимали так, как
